Евроонко: «99% медицинских задач могут быть решены на российской земле - «Здоровье»

Последние два года стали огромной нагрузкой на российскую медицину, а последние три месяца добавили новых проблем. Западные санкции, нарушение логистических цепочек и опасения прекращения поставок жизненно важных лекарств вызывают особенную тревогу в такой чувствительной сфере, как онкология.

«Свободная пресса» пообщалась с руководством клиники «Евроонко» о том, как отечественная онкология «чувствует себя» в сложившейся ситуации. Исполнительный директор сети клиник «Евроонко» Александр Свиридов рассказал о том, есть ли перебои с поставками лекарств и оборудования, осложнился ли обмен опытом с западными коллегами и повлиял ли кризис на планы клиники по расширению. Особенно если учесть, что помимо внешних трудностей «Евроонко» пришлось потратить почти год на судебные разбирательства из-за сфальсифицированного заявления об отзыве лицензии. К счастью, 29 апреля суд поставил точку в этой почти детективной истории.

Главный врач федеральной сети клиник экспертной онкологии «Евроонко», кандидат медицинских наук Андрей Пылев, в свою очередь, рассказал, почему некоторые россияне несмотря ни на что хотят ехать лечить онкозаболевания за границу, какой прогресс был сделан в отрасли за последнее время, как развивается институт паллиативной помощи и как сделать так, чтобы отечественная онкология не отставала от западной. Полную версию интервью смотрите в «Открытой студии».

Исполнительный директор сети клиник «Евроонко» Александр Свиридов:

— Проблемы с поставками препаратов или технологий носят общеэкономический характер и начались не вчера. За это время мы постарались адаптироваться к ситуации, хотя остаются трудности, в основном с поставками высокотехнологичных расходных медицинских материалов из Соединённых Штатов и Европы. Но это проблема скорее логистического характера, связанная с увеличением «плеча» и стоимости доставки. Что касается непосредственно оригинальных препаратов, к счастью, их поставки продолжаются в полном объеме, несмотря на ряд заявлений наших зарубежных коллег.

Мы сформировали ощутимые складские запасы, чтобы наши пациенты ни в чём не нуждались. Во-вторых, мы продолжаем работать с партнерами, чтобы иметь альтернативные пути завоза, в том числе параллельный импорт. Лекарственные средства перевозятся по строгим правилам, с соблюдением холодовой цепи, поэтому доверить это мы можем либо себе, либо своим партнёрам.

В целом мы успешно справляемся с этой ситуацией и сделаем все возможное, чтобы наши пациенты были полностью обеспечены необходимыми препаратами.

«СП»: — Как обстоят дела с импортозамещении в нашей медицинской отрасли?

— Отечественное фармацевтическое производство существенно развивается, в том числе в связи с санкциями. Ряд ушедших западных производителей продали свои бизнесы отечественным компаниями. Другое дело, что существенных стимулов по развитию отрасли до определённого времени не было, а оно, по большому счёту, занимает десятилетия. Поэтому разового эффекта за три месяца, даже за три года ждать не стоит.

Есть существенные подвижки в правильном направлении, думаю, все это будет развиваться. Мы с коллегами участвуем в клинических исследованиях, создаются импортозамещающие мощности, где это возможно. Но что касается оригинальных онкологических препаратов, у нас в основном производятся дженерики. Мы же в своей работе используем только оригинальные препараты.

«СП»: — Возникли ли в клиниках «Евроонко» кадровые проблемы в последние месяцы или удалось сохранить штат?

— Клиника никого не потеряла. Мы всё-таки не айтишники, которые, как говорят, массово эмигрировали (хотя у нас ни одного айтишника не уволилось). Безусловно, есть очень незначительная текущая ротация кадров, но это процесс естественный. Весь свой костяк мы сохранили и, уверен, сохраним и дальше.

Что касается западных партнеров, мы по-прежнему проводим консультации с иностранными клиниками и получаем второе мнение для наших пациентов. И несмотря на то, что российские врачи по факту дискриминируются рядом международных сообществ, контакты не прерываются. Политические моменты во многом носят декларативный характер, а общение врачей друг с другом продолжается, чему мы очень рады.

«СП»: — В прошлом году у «Евроонко» были проблемы с лицензией, которую пришлось отстаивать в суде. Расскажите, чем закончилось это дело и почему оно вообще возникло?

— Прошлой осенью наш юрист, просто мониторя сайт Росздравнадзора, увидел, что у Центра инновационных медицинских технологий, это наша клиника на Тульской, отозвана медицинская лицензия. Мы стали выяснять, что произошло, и выяснилось, что некто якобы от имени Центра сфальсифицировал документы и подал их в департамент здравоохранения Москвы. К сожалению, нормативная процедура выстроена таким образом, что не предусмотрен механизм по проверке документов. В итоге был издан приказ о прекращении медицинской лицензии как бы по нашей собственной инициативе.

Как только мы об этом узнали сразу обратились в надзорные, правоохранительные и судебные органы. Арбитражный суд города довольно быстро выдал клинике «Евроонко» обеспечительные меры, приостанавливающие действие приказа департамента, поэтому клиника продолжала работать в штатном режиме. Достаточно длительное время у нас ушло на то, чтобы ситуацию переломить, поскольку мы сталкивались с существенными бюрократическими ограничениями.

По инициированному нами заявлению было возбуждено уголовное дело, проведена экспертиза Министерства юстиции РФ, которая показала, что подписи и печати на этих документах сфальсифицированы. После семи месяцев разбирательств в конце апреля этого года Арбитражный суд Москвы окончательно встал на нашу сторону. Департамент здравоохранения Москвы уже выпустил соответствующий приказ, все необходимые изменения внесены в реестр Росздравнадзора и ЕГРЮЛ, по ним видно, что наша лицензия, которая была выдана в 2020 году, является бессрочной, не прерывалась и продолжает действовать.

Эта история показала наличие серьезных проблем, с которыми может столкнуться любая медицинская организация, кроме разве что крупных федеральных центров. Но если такое заявление о прекращении лицензии придет, например, от НИИ Склифосовского, думаю, это кого-то точно насторожит. Чтобы такая ситуация не повторилась мы обратились в Госдуму с просьбой рассмотреть вопрос о внесении изменений в текущие нормативно-правовые акты.

«СП»: — Какие сейчас планы у клиники «Евроонко», планируете ли вы расширение?

—  Главная клиника на Тульской с 2011 по 2019 годы существовала в формате единственной уникальной. Затем мы решили этот формат расширять, и в 2020 году, несмотря на пандемию ковида, открыли круглосуточную клинику в Санкт-Петербурге и амбулаторную поликлинику в Краснодаре. Также действует два информационных сервисных центра в Нижнем Новгороде и в Самаре. В Самаре планируем расширение, в данный момент проводим лицензирование амбулаторной клиники.

Рассчитываем и далее продолжать масштабное расширение, открыть ряд клиник в ближайшие пять лет, в том числе еще одну клинику в Москве, но большего формата. Растут требования к нормативам оказания помощи, и мы понимаем, что текущих площадей нам уже недостаточно, чтобы полноценно оказывать помощь пациентам в одной локации.

Главный врач федеральной сети клиник экспертной онкологии «Евроонко», кандидат медицинских наук Андрей Пылев:

«СП»: — До недавнего времени некоторые россияне предпочитали сложные онкологические операции делать в зарубежных клиниках. Как с этим обстоит дело сейчас, могут ли наши специалисты заменит иностранных?

—  Не могу согласиться с этим тезисом в принципе. Если мы в чём-то и отстаём в онкологической помощи от Запада, то не в хирургии. Это традиционно одна из самых сильных и наиболее успешно развитых отраслей в российской онкологии. Хирургия связана с глубоким пониманием проблемы и с руками конкретных людей, а с этим в России всегда было хорошо. Есть огромное количество российских онкологов-хирургов, которые являются общемировыми светилами и к которым часто приезжают учиться врачи из ведущих зарубежных клиник.

У нас есть некоторое отставание в лекарственной терапии, но это связано с тем, что не все лекарственные препараты в России доступны, и на российский рынок они приходят с опозданием. Это, скорее, медико-экономический аспект.

Безусловно, есть некое системное недоверие к отечественной медицине. И если взять средний уровень российского и израильского хирурга, у израильского он будет немного выше. В то же время, в России есть абсолютно блестящие хирурги, которые владеют всей необходимой техникой и могут решить практически все хирургические задачи.

Недоверие российских пациентов, скорее, связано с вопросами логистики, оперативности, комфорта. Когда российский пациент неожиданно узнаёт о диагнозе, он обращается в те структуры, в которые должен обратиться по существующему регламенту, и понимает, что запись на диагностический этап растягивается на месяцы. Естественно, он может позвонить в сервисную компанию, улететь за рубеж и получить там полный диагностический чекап за два-три дня, а на четвёртый день оказаться на операционном столе. Причём оперировать его будет какой-то суперпрофи в этой локальной области.

Для людей, которые могут себе это позволить, такой путь более комфортный и понятный. Все это можно получить в России, но с существенно большим сложностями, и, конечно, нужно знать, куда и к кому идти. Но далеко не у всех онкологических пациентов есть воля и понимание, как организовать это лечение.

У нас далеко не все пациенты, даже те, которые могут платить, уезжают за рубеж. Значительная часть вне зависимости от достатка, обращаясь за помощью в отечественные клиники, получает её на высоком уровне.

Есть отдельная группа больных, которые в принципе не рассматривают лечение в России, вне зависимости от медицинских задач, возможно, из-за негативного опыта в прошлом. Подтверждает этот тезис то, что даже во время пандемии ковида мы не получили большого прироста пациентов. Люди либо пережидали, либо рассматривали направления, куда можно выехать, даже при наличии частных клиник в России.

Это право этих людей, я могу понять их логику, но наша работа — показывать, что 99% медицинских задач могут быть успешно решены на российской земле.

«СП»: — Есть ли успехи в развитии онкологии в последние годы, появляются ли новые препараты, протоколы лечения?

— Онкология, пожалуй, наиболее динамично развивающаяся отрасль современного здравоохранения. Алгоритмы лечения многих заболеваний обновляются не просто ежегодно, а ежемесячно. Нам, как врачам, чтобы сохранять высокий профессиональный уровень, необходимо всё время находиться в процессе обучения. Мы должны не просто работать, как нас учили в ординатуре и аспирантуре, а постоянно быть в курсе того, что происходит в общемировой онкологии.

За последние годы появились сотни новых препаратов и схем, которые улучшили результаты лечения множества онкологических заболеваний. Совершенствуется комбинированный подход, и уже практически ни одна опухоль не лечится единственным методом.

В десятых годах появилось принципиально новое направление лечения онкологических заболеваний — иммунотерапия, которая подарила жизнь десяткам и сотням тысяч пациентов, считавшихся абсолютно безнадёжными. При таких грозных заболеваниях, как меланома, которая на запущенной стадии вообще не давала никаких шансов пациенту, сейчас при включении в режим лечения иммунотерапии, таргетной терапии и комбинации люди живут годами. Раньше мы теряли их буквально за несколько месяцев.

Появилось очень много новых направлений и методов, но основной пионер и двигатель — это лекарственная терапия. Сегодня это метод номер один в лечении онкологических заболеваний.

Хотя нулевые и десятые годы стали самыми важными, потому что появилось большинство таргетных и иммунопрепаратов. Это связано, в первую очередь, с развитием технологий.

«СП»: — Еще один важный аспект работы вашей клиники — паллиативная помощь. Как долго может прожить человек, получающий такое лечение, и может ли его качество жизни быть достаточно высоким?

— Для начала нужно разобраться в терминологии. Зачастую люди проводят знак равенства между паллиативной помощью и хосписной, но это немного разные вещи. Паллиативная помощь направлена на купирование симптомов заболевания, и очень часто она не противоречит основному лечению болезни. По современным критериям паллиативная помощь может быть подключена уже на первой стадии заболевания. Если человек столкнулся с осложнениями от течения болезни или лечения, то их купирование, даже банальное переливание крови, можно оценить, как симптоматическую терапию/паллиативную помощь. Поэтому важно понимать, что не всегда пациенты, которые получают паллиативную помощь, безнадежны.

Хорошо, что вопросы паллиативной помощи становятся в нашей стране все более актуальными и обсуждаются на самых разных уровнях. Раньше это категория пациентов была наиболее бесправной. Пока человек чувствует себя хорошо, даже имея онкологическое заболевание, он может самостоятельно обращаться в медицинские учреждения и помощь для него доступна. Но как только начинаются серьезные проблемы, часто врачи предпочитают прервать основную терапию, потому что на данном этапе она не возможна. Хотя купирование этих симптомов может позволить человеку вернуться в курабельное состояние и получать основную противоопухолевую терапию.

Наша задача — развивать паллиативную помощь, которая, как минимум, улучшит качество жизни пациента, а для многих стабилизирует состояние и позволит вернуться к основной специфической терапии.