Реакция на трагедию в Кемерово глазами Донбасса - «Новости дня»

БАБИЦКИЙ Андрей Кемеровская трагедия оказалась чем-то вроде теста на ясность системы нравственных координат, поскольку она выявила границы возможного, или даже скорее недолжного для меня как жителя Донецкой народной республики. Я хочу жить в предельно ясной системе нравственных координат, в которой русский человек точно знает, что является для него приемлемым, а что нет. И кемеровская трагедия оказалась чем-то вроде теста на эту ясность, поскольку она выявила границы возможного, или даже скорее недолжного для меня как жителя Донецкой народной республики. В Донецке есть Аллея ангелов — мемориальный комплекс в память о погибших под обстрелами детях. Я с трудом могу представить себе, чтобы кому-то пришло в голову обвинить в смерти маленьких людей местную власть, хотя любовью ее жители республики давно уже не балуют. Но люди знают — и этой уверенности ничто не может поколебать — что причина гибели их детей, внуков, бесконечно дорогих и любимых созданий, которые составляли смысл жизни родителей, бабушек и дедушек, — это украинские военные, использующие уже четыре года артиллерию для расстрела непокорных территорий. Михаил Ходорковский пишет, что кто-то устал и должен уйти в связи с пожаром торгового центра, не конкретизируя, кого он отправляет на покой. Но это очевидно из контекста — уйти должен, конечно же, Владимир Путин, истинный виновник всех происшествий и преступлений, происходящих в России. Эти истории, эти требования и претензии абсолютно невозможны в Донбассе. Никто не может сказать, что если тот же Захарченко уйдет, тогда наконец перестанут погибать наши дети. Связь между двумя этими событиями устанавливается в одном только формате — людям предлагают склонить голову перед нацистской властью и передать себя в ее полное владение. Такие предложения не то чтобы не рассматриваются, они даже не могут быть сформулированы в пространстве общественного диалога. Конечно, и в Донбассе в некоторых отдельных умах жива дикая либеральная логика, когда в преступлениях обвиняют не преступников, а тех, кого назначил на их роль постсоветский, комсомольский балаган. Но ввиду того, что здесь идет война, она просто не имеет права заявить о своем существовании, просто потому, что ее носители оказались бы подвергнуты, мягко говоря, той или иной форме остракизма. Невозможен здесь и Навальный, который от своего лица объявляет национальный траур. Человек, не рисковавший жизнью, не защищавший жителей Донбасса и их детей на фронте или хотя бы не разделивший все тяготы существования во время войны, лишен по русскому адату возможности присоединиться к общему, но для этого человека чужому горю. Он получит по рукам, опять-таки мягко говоря. Конечно, до Донбасса доходят разговоры как прогрессивных мыслителей из России, так и украинских активистов о его ответственности за гибель детей, поскольку это, в соответствии с либеральной версией, именно он начал войну, не пожелав подчиниться воле тех свободомыслящих граждан, которые изгнали преступную власть из Киева и взяли единственно верный курс на объединение с Европой. Но это все внешний шум, на происходящем внутри республик он никак не отражается. Жители Донбасса знают, что снаряды, прилетающие в их дома, заложил в затвор орудия конкретный украинский военнослужащий, он же или его товарищ привел в действие спусковой механизм. И, кроме прочего, идеи, отстаивая которые, люди посчитали себя вправе взять в руки оружие, мало похожи на представления либеральной публики что из России, что с Украины. Эта публика, в полном соответствии с учением Маркса, полагает, что главное — это экономика. Их когда-то так научили, и они никак не могут избавиться от груза неактуальных знаний. Они уверены, что конкуренция, доход, хищная рыночная сила, позволяющая пробиваться наверх самым ловким и предприимчивым, — это главное. Они, кстати, правы, поскольку в экономике, если брать ее как изолированную от всего остального область человеческой деятельности, все эти механизмы действительно важны и работают. Но экономика не существует отдельно от любви, сопереживания, умения протянуть руку слабому, оградить от невзгод немощного. Нормальный человек должен легко поступиться выгодой ради семьи, родины, даже ради общего блага, ради общества, в котором бал правят вера, идеалы, традиция, а никак не расчет. Если бы Донбасс пожелал сохранить благосостояние и стабильность, то он с легкостью принял бы новые правила игры и зажил бы в свое удовольствие уже при новых властях. Но для него оказались важными русские история, герои, язык, церковь, неразрывная связь поколений. Ради этого погибали наши отцы, из-за этого были убиты наши дети. В результате либеральный нарратив (простите за это слово, имеется в виду вся их говорильня) непререкаемо лишился права голоса на территории республик, он оказался автоматически отсоединен от всех каналов ретрансляции. И мне это кажется в некотором смысле идеальной формой общественного согласия. Нет, здесь множество проблем, связанных с плохой работой систем управления, или даже с возвращением власти капитала, отчужденного уже представителями новой элиты. Но в коллективном сознании вещи, из которых сопрягается личность и человеческий дух, обрели свой изначальный смысл, который у них отняли еще в 90-е прошлого века. Любовь, родина, свобода, ответственность вернулись к людям, проступившие во время войны из-под жадной воровской патины так, как будто никто и не пытался стереть их из наших душ и голов. Источник