Андреас Мерц-Райков: Каждый из нас желает, чтобы ему позволили быть тем, кем он хочет - «Новости Дня»

17, 18 февраля 2017 года на малой сцене театра «Глобус» состоится премьера спектакля «Сладкоголосая птица юности» по пьесе американского драматурга Теннесси Уильямса. Автор сценической версии — Андреас Мерц-Райков (Германия). В своем интервью режиссер рассказывает о возникающих параллелях между Уильямсом и Чеховым, многообразной жанровой палитре произведения и модели театра, основанной на межличностном общении. — Андреас, почему ваш выбор пал на пьесу «Сладкоголосая птица юности»? — Теннесси Уильямс — один из самых известных американских драматургов. Я бы сказал, «американский Чехов». В его произведениях мы встречаем не просто увлекательные истории, но и таких персонажей, которые всегда отражают нашу собственную жизнь. Главному герою этой пьесы, молодому человеку по имени Чэнс Уэйн, никак не удается достичь своей мечты. Он изо всех сил борется за то, чтобы стать известным актером. Но постепенно время уходит, становится уже слишком поздно, и кажется, будто перед его носом захлопнулась последняя дверь и мечта вот-вот ускользнет навсегда. Но он все равно решает снова попытаться — пойдя на хитрость, рискнув всем, пробует добиться желаемого силой. За этим отчаянным стремлением ощущается то чувство несправедливости, неудовлетворенности, от которого он страдает. Я думаю, что всем это знакомо. Трагедия пьесы в том, что герои осознают: им не получить того, чего, как они думают, они заслуживают. Калейдоскоп упущенных возможностей. Они могли бы помочь друг другу, но из-за своего эгоизма упускают и этот шанс. Вообще, пьеса затрагивает много тем, которые для меня актуальны, о которых стоит говорить. — Вы акцентируете внимание на главном герое. А какое место в вашей интерпретации отводится женщинам? Все же в пьесе они занимают важное место… — Женские роли в этой пьесе великолепны! Если продолжить сравнение с Чеховым, то здесь есть самая настоящая Раневская из «Вишневого сада». Принцесса Космонополис — знаменитая кинодива, которая с возрастом теряет свою красоту и привлекательность. Для нее самое страшное — потеря зрительской любви. А потому она решает уйти со сцены и десять лет не появляется на киноэкране. Но в результате, не выдержав такого затворничества, она снимается в новом фильме, рассчитывая на то, что эта роль даст ей возможность триумфального возвращения. Но услышав в кинозале на премьерном просмотре шепот за своей спиной, она решает, что провалила роль, поддается панике и бежит как можно дальше, пытаясь забыться, без конца пьет и однажды знакомится с тем самым парнем, с Чэнсом. Он нужен ей, чтобы отвлечься, забыть о своем кошмаре. А Чэнс видит в ней свою последнюю возможность пробиться в Голливуд. Они оба используют друг друга… — То есть эта история не о любви? — Не только о любви. Любовных линий несколько. У Чэнса есть возлюбленная Хэвенли. Он мечтает покорить Голливуд, чтобы забрать ее с собой. Он верит, что каждый его шаг, поступок — только для нее. Но позже мы узнаем, что на самом деле он потерял ее уже давно. В его голове лишь идея великой любви, в то время как в реальности этого чувства между ними больше нет. Он уже давно не понимает ее, не представляет, что с ней происходит, и не замечает того, какую боль причинил ей в прошлом. Все это звучит, на мой взгляд, очень мелодраматично. — Но, согласитесь, мелодрама — один из самых востребованных жанров в искусстве! — Эта пьеса хороша еще и тем, что в ней заложено большое разнообразие жанров. Есть элементы триллера, есть мелодрама, есть трагедия. Есть тема конфликта поколений — отец-тиран, ломающий судьбы своих детей. Все эти жанры как цвета, оттенки; и в нашей постановке мы попытаемся составить из них правильную палитру. Какие-то сцены будут спокойными, как в кино; какие-то — очень громкими, открытый театр, наподобие французской комедии; будут исполняться песни — то есть мы будем сочетать разные подходы, разную эстетику. И я надеюсь, спектакль понравится совершенно разным людям, в нем для каждого должно быть что-то свое. — Вы — немец, ставящий пьесу на английском языке в русском переводе. Как вы работали с текстом? — У меня были все возможности! Сначала я прочитал пьесу в оригинале на английском. После прочел несколько вариантов перевода на немецком. Это увлекательно, потому что каждый переводчик делает некую авторскую интерпретацию. Переводчик всегда должен принимать определенные решения. Знакомясь со всеми текстами, я уже, в свою очередь, принимал свои решения. В 1962 году была сделана великолепная экранизация этой пьесы с Полом Ньюманом в главной роли. Она тоже использована в нашей работе, потому что в фильме есть некоторые сцены, которых в пьесе не найдешь, либо же они кардинально отличаются от оригинала. Используя весь этот материал, я сделал свою версию. Кроме того, я работаю со своей супругой — театральной переводчицей Екатериной Райковой-Мерц, она переводила пьесу на русский язык. В результате получилось именно то, что мне необходимо. — Вы предлагаете артистам «Глобуса» те самые принципы брехтовского формального театра, по которым обычно выстраиваете свою работу? — Да, я считаю это очень важным в театре. Ведь в брехтовской системе актер не пытается игнорировать присутствие зрителя, а значит, все, что он делает (каждое его слово, жест, движение), предназначено именно сидящим в зрительном зале. Модель этого театра заключается в том, чтобы актеры и зрители видели друг друга, важны разговор, взаимодействие. В этом его отличие от того, что понимается в России под классическим театром с эффектом «четвертой стены». В рамках этой модели театр понимается как межличностное общение, и поэтому большое значение здесь будет иметь личность каждого актера. Ведь в России я часто встречаю следующую схему работы над ролью: к примеру, актриса должна сыграть роль Аркадиной из чеховской «Чайки», а значит, она будет пытаться ближе и ближе подобраться, подтянуть себя к этому образу. У нас же другой подход: есть прежде всего личность актрисы, и уже отталкиваясь от своей собственной жизни, находя в своем жизненном опыте те или иные моменты, делающие ее ближе к Аркадиной, она будет создавать свою роль. В этой модели отсутствует идеальный образ роли. Гораздо интереснее начинать работу не с представления об «идеальном воплощении» пьесы и ее персонажей, а с понимания того, с какими актерами ты работаешь. По-настоящему увидеть другого человека. Потому что у каждого свое собственное, особенное выражение. — Расскажите о вашем особом постановочном методе: вы не ставите абстрактную историю, а осваиваете особенности территории (социальные, культурные и пр.), пытаетесь почувствовать внутреннее дыхание, атмосферу, настроение города, в котором работаете, а потом переносите все это на сцену… — Все происходящее у нас на репетициях в конечном счете определенным образом влияет на нашу постановку. Знаете, один режиссер попросил соорудить себе черную коробку с отверстиями для глаз, чтобы видеть сцену лишь сквозь эту узкую прорезь. Я поступаю как раз наоборот. Все, что происходит вокруг, идет в постановку. В пьесе действие разворачивается на Мексиканском заливе, в Соединенных Штатах. Как вы понимаете, тут большая взаимосвязь с сибирской зимой. (Смеется.) Мы все каждый день пробираемся сквозь этот снег, и я сейчас говорю не только о минусовой температуре, но и о душевном состоянии. Я ставил пьесу Уильямса «Трамвай «Желание» в Серовском театре драмы. Новосибирцы видели этот спектакль на фестивале «Ново-Сибирский транзит». Серов — маленький город, где градообразующим предприятием является металлургический завод. И главный персонаж пьесы — Стэнли Ковальски — типичный рабочий, таким он был придуман драматургом. Когда мы выпускали премьеру, выяснилось, что прототип жителей Серова не Бланш Дюбуа, а именно Ковальски, зрители сопереживают ему, идентифицируют себя с ним. С этой постановкой мы поехали в Москву, и я сделал для себя любопытное открытие. Московская аудитория, конечно же, идентифицировала себя с Бланш. То, где мы живем и работаем (в Серове, в Москве или в Новосибирске), оказывает огромное влияние на наше мировосприятие в целом. При этом даже нет необходимости специально изменять текст пьесы. Зритель понимает, говоришь ли ты о чем-то постороннем или непосредственно о нем. Возвращаясь к теме нашей пьесы: каждый из нас желает, чтобы ему позволили быть тем, кем он хочет, — великой актрисой, любящей матерью, умнейшим немецким режиссером (улыбается)… Мы все выходим из себя, когда нам не дают быть тем, кем мы хотим. Об этом пьеса.