Они прожили жизнь друг для друга и умерли с интервалом в 6 минут на электрическом стуле в тюрьме Синг-Синг - «Политика»

Дверь тюремной камеры, в которой прошли последние часы жизни Этель, скрипнула. На пороге появился тюремный раввин. Он рассчитывал увидеть загнанное в угол, умирающее от дикого страха существо, молящее о пощаде. Но Этель спокойно, не мигая, смотрела ему в глаза.

Пытаясь скрыть некоторую потерянность, он откашлялся и начал свой монолог.

— Миссис Розенберг, примите мои искренние соболезнования. Я должен вам сообщить, что ваш муж только скончался.

Тень горькой усмешки, скользнувшая по лицу Этель, потрясла облачённого в одежды еврейского священника сотрудника ФБР. Она прекрасно понимала, что он лжёт. Он тоже это прекрасно понимал.

Юлиус Розенберг, обвинённый вместе с женой в работе на спецслужбы СССР и так называемом «атомном шпионаже», не скончался, а был убит по приговору «самого объективного и беспристрастного в мире американского суда». Убит разрядом тока в 2700 вольт.

«Раввин» вежливо выждал паузу, буравя «участливым» взглядом ничего не выражающее от горя лицо Этель. А затем — с минимальными изменениями, но, всё равно, практически дословно повторил то, что сказал 6 минут назад её мужу. В тот момент, когда наблюдал, как один из палачей выбривает ему затылок, чтобы электрическая цепь замкнулась с наименьшим сопротивлением.

- У вас маленькие дети, — «Раввин» сделал всё возможное, чтобы голос его «предательски дрогнул» на слове «дети». — Вы должны жить ради них.

В этих словах не было лжи. Майклу, старшему сыну Розенбергов, было всего десять. А малышу Роберту едва-едва стукнуло шесть…

— У вас ещё есть шанс всё изменить. Уверяю вас. Ещё не поздно. Вы будете жить ради них. Вам стоит только захотеть. Просто скажите, что вы готовы сотрудничать… просто скажите мне имена. Вы готовы? 

«Раввин» ждал, что же она ему ответит. И помнил, что ответил несколькими минутами ранее Юлиус, сказавший:

— Человеческое достоинство не продаётся.

Давить матери на психику, намекая на судьбы детей, которых ждала незавидная участь сирот — не это ли самый эффективный метод добиться самого абсурдного признания в любой стране мира, будь то СССР или США.

И теперь этих слов Этель с нетерпением ждали.

Ждали люди из ФБР в коридоре, у камеры.

Ждали, вслушиваясь в наступившую вдруг тишину те, кто сидел на микрофонах.

Ждали палачи, освобождавшие для Этель электрический стул от бездыханного тела Юлиуса, через которое на протяжении 45 секунд пропускали ток.

Ждали в Министерстве юстиции, этой «цитадели американского правосудия».

Ждали сразу два президента США. Так и не сумевший переступить через себя Гарри Труман, освободивший пост и увильнувший от утверждения смертного приговора Розенбергам. И Дуайт Эзенхауэр, который этот приговор подписал, развив до судорог абсурдную мысль о том, что эта супружеская пара, никому не сделавших в этой жизни зла, людей подвела к черте гибели миллионы американцев, «передав Советам атомную бомбу»…

До этой позорной казни, состоявшейся 19 июня 1953 года, супруги провели в тюрьме почти три года. Юлиуса задержали в июне 1950-го. Этель чуть позже — в августе.

Кем они были?

Идеальными кандидатами в покойники. Юлиус родился в семье людей, эмигрировавших из России, был евреем, который симпатизировал коммунистам и даже одно время посещал собрания «красных». Он знал, что не только активные участники, но и просто проявлявшие интерес к идеям коммунистического толка, автоматически попадали в особую картотеку ФБР, где содержалась информация о «радикальных организациях».

Талантливого парня, работавшего в государственной организации инженером, в «самой демократической державе на Земле», выгнали с работы. Он пытался добиться правды через суд — безуспешно.

Подвести под эшафот Этель, казалось, невозможно даже в теории. «Сшить дело» в отношении никогда и нигде не «засветившейся» домохозяйки? Непростая задача даже для работников НКВД сталинского периода, трудившихся в поте лица в «ежовых рукавицах».

Однако досье на Этель Розенберг (в девичестве — Гринглас), в ФБР, всё же было. И поводом для его заведения являлось не участие в акциях протеста, а всего-навсего, опрометчиво поставленная подпись под петицией с требованием включить компартию в избирательные списки.

Это дело было не просто «шито белыми нитками». Процесс Розенбергов мастерски создали из воздуха, как говорится, «на одной зацепке». Поводом для нее стал брат Этель — Дэвид Гринглас. Мужчина работал одним из подсобных механиков в легендарном американском атомном центре, расположенном в Лос-Аламосе, в штате Нью-Мексико.

Дэвид не был дипломированным работником. Он был простой работяга, которого вынудили признаться, что Дэвид, якобы, передавал Юлиусу некие секретные чертежи.

Для судебного процесса одного Грингласа было мало. ФБР «прошерстило» ближнее и дальнее окружение, изыскав некого Гарри Голда, в окружении которого, были замечены коммунисты. Прихватили также инженера Мэртона Соббела, баловавшегося марксистскими идеями в ранней юности. Голд достаточно быстро сознался в том, что выполнял в «шпионском синдикате» функции связного. Не удалось избежать показаний и Соббелу.

Допрашиваемые хором твердили, что приходили к Грингласу с паролем «Мы от Юлиуса» поочерёдно, передавая чертежи и пояснительные записки, содержание которых доходило до 20 страниц.

Где они? Где доказательства? Закономерно, переправлены в Союз. Суд попросил не имеющего соответствующей квалификации Грингласа поднапрячься и по памяти восстановить схемы атомного оружия, которые были переданы в распоряжение «советского резидента» — Юлиуса Розенберга.

Спасая свою жизнь, Гринглас готов был начертить, что угодно. Он рисовал схемы, которые, как выяснилось в ходе одного из слушаний, являлись… давно общеизвестными сведениями, не представлявшими никакого интереса для пребывающих в курсе дела советских спецслужб. Такой с позволения сказать доказательной базой побрезговал бы даже Басманный суд г. Москвы.

До того, как одним из адвокатов была провозглашена общедоступность этих, якобы, украденных данных, гособвинитель Ирвинг Сэйпол воздевал руки и заявлял, что сотни добропорядочных граждан США, именитых физиков-ядерщиков, готовы в ходе слушаний подтвердить колоссальный урон, нанесённый произошедшей «утечкой информации».

Но от вызова этих людей в суд было решено отказаться, так как, находясь под присягой, никто из уважающих себя специалистов не решился бы поставить крест на своей профессиональной репутации, назвав «секретными данными» эти грубые карикатуры, выдаваемые за X-files.

Для того чтобы всё не выглядело настолько абсурдно, не хватало показаний самого Розенберга. И под нажимом ФБР, соблюдая «лучшие традиции родственных отношений», была подключена к даче ложных показаний Руфи Гринглас, супруга Дэвида. Она засвидетельствовала высокую степень участия её свояченицы, Этель Розенберг в этом «преступлении века».

— Виновны! — не моргнув глазом, огласили свой вердикт присяжные.

— Миллионы ни в чём не повинных людей оплатят цену вашего предательства! — патетически заявил в ходе вынесения смертного приговора судья Ирвинг Кауфмен. — Вы совершили деяние несравненно более опасное, чем убийство человека.

Не сдержавшись, видные американские учёные — Виктор Нанскопф и Филипп Моррисон, непосредственно принимавшие участие в разработке и производстве ядерного оружия, хором заявляли, что представленные чертежи никак не могли помочь русским сделать судьбоносный шаг вперёд в создании «чудо-бомбы».

В ожидании приговора прошло 2 года и 2 месяца. Изредка, словно пытаясь подстегнуть их желание к даче показаний и сотрудничеству с американскими спецслужбами, Этель и Юлиусу позволяли увидеть друг друга. Через металлическую сетку, не дававшую ни малейшего шанса на то, чтобы прикоснуться к любимому человеку.

Они любили друг друга в заточении ещё больше, посылая трогательные письма:

— Мой милый, дорогой, любимый, единственный. Я мечтаю об одном — выплакаться, наконец, в твоих объятиях, — писала Этель.

— Моя жизнь имела смысл, каков бы ни был её конец, потому что рядом всегда была ты, — отвечал он ей.

Последней пыткой была встреча-прощание с детьми. Малыш Робби щебетал у Этель на коленях, крепясь из последних сил и отказываясь понимать, что больше никогда не увидит маму.

Адвокаты бились истово, направив 28 отклонённых одна за другой апелляций. Находились судьи, которые полагали, что аргументы защиты заслуживают всестороннего рассмотрения. Но Уильям Дуглас и Гуго Блэк пребывали в меньшинстве, заслуживая удивлённые взгляды своих «более подкованных в идеологическом отношении» коллег.

— Мэм, сэр, я настаиваю, чтобы вы использовали этот шанс! – тихо, но очень внятно и чётко твердил адвокат, убеждавший подать прошение о помиловании президенту США, обладавшему правом карать и миловать.

Кто знает? Быть может, Гарри Труман и помиловал бы. Эйзенхауэр лишь назвал их «предателями целой нации».

Обычно прошения о помиловании рассматриваются годами. В случае с Розенбергами президенту США хватило 1 часа для того, чтобы принять решение.

Этель подошла к электрическому стулу и заметила на этой адской машине, изобретённой американским зубным врачом Альфредом Саутвиком, темноватые пятна тлевшей плоти её мужа...

Она не дрогнула. Спокойно села на стул. Дождалась, пока закончится вся эта садистская возня с выбриванием волос на затылке, закреплением датчиков, и предсмертно-ритуальной тирадой:

— Этель Розенберг, суд присяжных приговорил вас к смертной казни. Приговор объявлен судьёй, пользующимся авторитетом в штате, — произнёс палач. – Вы… хотите что-то сказать перед казнью?

За его спиной, примерно в 10 футах, стоял мужчина лет 40, который красноречиво посмотрел на красный телефон, висевший на стене.

Она перехватила этот взгляд. И... не произнесла ни слова, понимая, что не может предать умершего 6 минутами ранее мужа. Помощник палача рывком опустил ей на голову чёрный колпак.

— В соответствии с законом через ваше тело будет пропущен электрический ток, и тогда вы умрёте.

Они пустили ток. И удивились, когда врач подошёл к ней через минуту и произнёс два слова:

— Есть пульс.

У исполнителя сжалось сердце. 2700 вольт, прошедшие через тело этой хрупкой женщины, не смогли убить её сразу.

В сказках чудом спасшегося смертника возвращают в жизнь. Но то была прославленная американская реальность.

Поэтому вдруг не узнавший своего голоса палач произнёс:

— Again… 

И она умерла.

Ей было всего 37 лет.