Как Россия стала Латинской Америкой - «Военные действия»

В XIX веке практически все колонии Нового Света получили формальную независимость от Испании, но тут же превратились в фактические колонии промышленных лидеров Европы и Соединенных Штатов.
Страны, обладавшие колоссальными запасами минеральных и сельскохозяйственных ресурсов, казалось бы, имели все предпосылки для того, чтобы купаться в роскоши. На деле же Латинская Америка стала территорией социального бедствия, постоянных военных переворотов, дефолтов и общей экономической отсталости.

В колониальные времена Латинская Америка переболела тяжелейшими лихорадками: изумрудной, золотой и серебряной. Потоки драгоценностей уплывали в Европу, обогащая кого угодно, но только не тех, кто их непосредственно добывал.

В эпоху «независимости» прибавились новые болезни: «сахарная», «кофейная», «каучуковая», «фруктовая» и ряд других.
Латифундия, - по-русски говоря, поместье, стала символом и проклятием южной части Нового Света. Крупные сельскохозяйственные предприятия обеспечивали огромные прибыли владельцам-латифундистам на фоне чудовищной нищеты всех остальных.

В Латинской Америке с издевательским постоянство разыгрывалась одна и та же трехактная пьеса.

Акт первый: появляется источник сверхдоходов, например, сахарный тростник. Все силы и средства сразу же бросаются на его возделывание. Каждый клочок земли, пригодный для выращивание тростника отводится под эту культуру, в ущерб всем остальным.

Экономика тут же выстраивается по принципу: «продадим сахар, а все остальное купим на мировом рынке». Это правило распространяется даже на продукты питания, которые импортируются и продаются в лавках тех же латифундистов.

Колоссальные прибыли идут на сверхпотребление олигархии, строятся дворцы и театры, в которых выступают мировые звезды, особо одуревшие от денег сеньоры раскуривают сигары крупными денежными купюрами. Латифундист не вкладывает деньги в другие сферы. Зачем? Есть же сахар, и он дает наивысшую прибыль.

В Европе и США закупается абсолютно все, вплоть до конфет, которые сделаны из латиноамериканского сахара. Ясно, что в таких условиях неоткуда взяться местной промышленности. Латифундия использует практически бесплатный труд людей, которым платят ровно столько, сколько хватает на скудное пропитание. Причем продукты батрак покупает в магазине латифундиста, который таким образом повторно грабит работника.

Акт второй. Земля, отведенная под монокультуру, быстро истощается, чтобы восполнить ее убыль, вырубаются леса, освободившиеся участки вновь отводятся под тростник.

И наконец, финальный аккорд: цены на сахар падают, экономика оказывается банкротом, а тростник оставляет за собой пустоши ни на что не пригодных земель.

Тем не менее судьба дает новый шанс. Кофе и какао. И что вы думаете? Может быть сейчас латифундист одумается и сделает выводы из прошлого печального опыта? Ничего подобного. Все повторяется даже в мелочах, вплоть до закупок шоколада в Европе, сделанного из латиноамериканского какао!

История знает и другие примеры фантастических взлетов и столь же оглушительных падений. Каучуковый бум является хрестоматийным случаем. Менее известна хлопковая лихорадка, но ничего принципиально нового не случилось и на этот раз. Сырье уходило заграницу, а потом там же закупались ткани, сделанные из этого же самого хлопка. Сверхприбыльные отрасли порождали нищету миллионов, и надежно препятствовали возникновению собственной промышленности.

Такое впечатление, что сам черт заставил бегать Латинскую Америку по дьявольскому кругу. Но отбросим мистику, и зададимся вопросом: почему?

Всем ясно, что наивысшую прибыль получает не страна-экспортер сырья, а страна-промышленник, которая делает конечный продукт, и потом сбывает его как раз тому, кто и поставляет сырье. Неужели до олигархов не доходила простая истина?

Разумеется, они не были глупцами. Напротив, эти люди обладали мертвой деловой хваткой и прекрасным образованием, полученным в лучших университетах мира. Все они видели, и все прекрасно понимали. Так в чем же причина такого странного поведения?

Алчностью это не объяснишь, как раз наоборот именно алчность и должна была бы их заставить развивать не экспорт сырья, а собственное производство. Это же доходнее, тем более, что латифундия опиралась на почти бесплатные рабочие руки батраков, а до этого и вовсе на даровый труд рабов. К людям относились как к расходному материалу: выжимали все, что можно, и равнодушно смотрели, как они умирали, далеко не дожив до «пенсионного» возраста.

Разумеется, пенсии не полагались, не полагалось никакой социальной защиты, отпусков, и даже воскресенье долгое время был рабочим днем. С таким низким уровнем издержек, при таком невиданном обилии разнообразного сырья можно было бы развернуться и превратить Латинскую Америку в промышленного гиганта. Но не тут то было.

Еще задолго до того, как Испания и Португалия потеряли свои колонии, Латинская Америка превратилась в рынок сбыта фабрично-заводской продукции европейских лидеров и в первую очередь Британии.

В свое время англичане поднялись на том, что ввели у себя в стране жесточайшие протекционистские порядки. То есть взимали высокий налог на импорт промышленной продукции, стимулируя одновременно закупки сырья и экспорт своих готовых товаров. В те годы Испания и Португалия почивали на лаврах. Из колоний они выкачивали золото и серебро, а их собственный рынок был открыт для соседей.

Английские и французские товары убивали испанскую и португальскую промышленность, но пока колонии обеспечивали бесперебойный поток драгоценных металлов, можно было жить, и жить (в смысле потреблять) неплохо.

Хотя формально метрополия обладала монопольным правом торговать со своими колониями, фактически испанцы и португальцы превратились лишь в посредников, ставящих свое клеймо на иностранных товарах и переправлявших продукцию далее в Латинскую Америку.

Кроме того, существовала широчайшая контрабандная торговля, пресечь которую испанцы и португальцы не смогли. А если уж метрополии, Испания и Португалия, не защитили свой рынок, и постепенно теряли свое производство, то где уж этого ожидать для колоний?

Таким образом на момент обретения независимости промышленность Латинской Америки была очень слабой. С самого начала она не могла конкурировать с мировыми лидерами.

Единственный выход: поставить на пути импорта заграждение в виде пошлины, фактического налога на иностранную продукцию, как это сделали в свое время англичане, как это сделали позже немцы, а затем и североамериканцы.

Это понимали все, разумеется понимали и европейцы. Они развились под защитой сурового протекционизма, и только потом взялись рекламировать принципы свободной торговли. Но пропагандой дело не ограничивалось. В ход пошло все, подкуп чужих элит, в первую очередь военных, спонсирование войн, переворотов, навязывание кабальных договоров, предоставление займов под высокий процент и так далее.
В Латинской Америке регулярно появлялись лидеры, которые пытались вводить протекционизм, пытались покончить с властью латифундий и зависимостью от монокультур. Но с той же самой регулярностью их свергали. После чего в президентское кресло садился человек, отменявший протекционистские ограничения и заодно раздававший иностранцам выгодные концессии по символическим ценам.

Военные режимы, так называемые хунты, служили латифундии: сгоняли крестьян с земель, превращая их в экономических рабов и расстреливали тех, кто пытался протестовать.

В конечном итоге сами латифундисты служили США и Европе, получая за это сравнительно небольшой процент от прибылей. Но поскольку доходы исчислялись астрономическими величинами, то даже малой их доли хватало на безумные кутежи и запредельную роскошь.

К чему я это все говорю? А к тому, что на заре рыночных реформ в России конца 80-х-начала 90-х годов печальный опыт Латинской Америки был прекрасно известен всему миру. Отлично его знали и в СССР, где о неоколониализме выходили горы литературы. К чему приведет отмена протекционизма было известно заранее.

Промышленность не появляется в результате действия свободной рыночной стихии и участия в мировой конкурентной борьбе. Это было доказано на опыте множества стран. В них капитал тут же утекал в немногие прибыльные сферы, а вся остальная экономика гарантированно уничтожалась.

Весь латиноамериканский механизм воспроизвелся в России до мелочей, порой трагикомичных. Латифундисты выписали как-то великого Карузо, который пел для них в сельве, ну так и не менее известный Паваротти в 1997 году выступал с концертом в Москве, а спустя всего лишь год нашу страну потряс финансовый кризис.

По злой иронии судьбы, спасать от дефолта тут же пригласили аргентинца Доминго Кавалло, но реально спасли нашу страну от экономического и социального хаоса Примаков и Маслюков. А когда они справились с тяжелейшей задачей, то их отправили в отставку, и Россия вернулась к тому же самому курсу, благо цена на «сахар, какао и каучук», то есть нефть и газ пошли вверх.

Сейчас российская «монокультура» дешевеет. Только и слышно, что о кризисе, о том, что пора затянуть пояса, начать экономить, сокращать расходы и проч. Но ведь Россия - это континент.

Казалось бы, как может целый континент с его несметными богатствами заниматься подсчетом копеек? Впрочем, нынешнее наше состояние - это типичная неоколониальная ситуация, так что удивляться не приходится.