Как советские пленные угнали немецкий танк «Тигр» - «Новости Дня»

Ровно семьдесят лет назад, 18 апреля 1944 года, с территории немецкого танкоремонтного завода в Риге сбежали пятеро советских военнопленных. Спасались из плена не пешком, а на борту угнанного у врага танка «Тигр». Бросается в глаза сходство этого происшествия с сюжетом недавнего блокбастера «Т-34». Но побег из Риги, как и любая подлинная история, куда интереснее – и трагичнее.

Говорят, что многие в послевоенной Риге, услышав эту историю, сомнительно покачивали головами, считая ее заведомым вымыслом, легендой. Виданное ли дело: по улицам города пронесся немецкий танк, на котором вырвавшиеся из неволи советские военнопленные вступили в неравный бой с гитлеровцами!

Однако журналисты, краеведы, историки, взявшиеся за исследование этой темы, подтвердили: ничего не вымысел, подвиг был. Первый раз за изучение вопроса взялись еще в 1959 году сотрудники газеты «Советская молодежь» Борис Куняев и Яков Мотель – сами бывшие фронтовики. Они проделали огромный труд, исколесив окрестности Риги и опрашивая всех, кто мог что-то знать о дерзком побеге. Поскольку на тот момент война оставалась еще недавним прошлым, им удалось найти некоторых живых очевидцев тех событий и многое выяснить.

В печати появились публикации, народ узнал о подвиге. Единственное, чего не удалось тогда узнать Куняеву и Мотелю – имен участников побега. Они писали об анонимных «советских военнопленных» и это было очень обидно. Уже в середине 60-х годов появились сведения, что некоторые из бежавших пленников могли быть известны среди своих товарищей по концлагерю, как «Никола», «Володя из Вологды» и «Сашка-цыган из Краснодара». Но этого было недостаточно. Тогда большой труд по выяснению новых подробностей побега провел московский журналист Адриан Тихонович Гнедин. Ему удалось сделать то, с чем не справились его предшественники – установить имя руководителя побега!

За минувшие десятилетия та давняя история изгладилась из памяти. Когда уже в 2007 году темой заинтересовались рижский историк Игорь Гусев и краевед Александр Ржавин, им многое пришлось восстанавливать заново, уточнять дополнительные обстоятельства. Именно благодаря труду Куняева, Мотыля, Гнедина, Гусева и Ржавина у автора этих строк и существует возможность рассказать о том, что произошло в далекий день 18 апреля 1944 года…

Под вымышленным именем

Есть в Риге, в северо-восточной части города, район Чиекуркалнс. Еще в дореволюционные времена тут был воздвигнут вагоностроительный комплекс «Феникс», а в годы войны действовал танкоремонтный завод, обслуживавший вермахт. Поскольку работы этому предприятию хватало с избытком, немцы стали привлекать к труду на нем содержавшихся в концлагере в Риге советских военнопленных. Одним из этих рабов оказался бывший житель города Иваново, экс-лаборант тамошнего текстильного института Виталий Павлович Гурылев. Впрочем, его настоящего имени никто не знал: в лагерных документах он числился, как Николай Щеглов, а среди товарищей по плену – как Никола.

Почему пленнику понадобилось скрывать свою истинную личность? Угодив в плен в начале войны под Псковом, старший лейтенант Гурылев скитался по лагерям. Один за другим накладывались на его биографию все новые круги ада – Псков, Даугавпилс, Рига. Лейтенант несколько раз пытался бежать, но Гурылева ловили, жестоко избивали и водворяли на прежнее место.

После одного из таких неудачных побегов он назвался поимщикам вымышленным именем-фамилией – очень уж не хотел возвращаться в прежний лагерь под Ригой, да и опасался, что его, как «отпетого», велят поставить к стенке. У него тогда был во время побега товарищ Федор Белов (бывший учитель), назвавшийся немцам Петром Коротковым.

Побег, погоня и бой

«Щеглова» и «Короткова», установив у них наличие технических навыков, немцы отправили на танкоремонтный завод в Чиекуркалнсе. «Щеглов» занимался электрооборудованием танков, а «Коротков» работал в аккумуляторной. Белов-Коротков выжил и спустя долгие годы после войны поделился ценнейшими подробностями.

«В мастерских Виталий широко организовал вредительство. Он говорил, что надо делать все для того, чтобы танки из мастерской выходили, но до фронта не доходили. Мне, в частности, он поручил выводить из строя танковые батареи. С этой целью в кислотные батареи, которые поступали на зарядку, я добавлял щелочь, а в новые – наливал кислоту повышенной концентрации. Много батарей просто разбивал. Делал вид, что не замечал, как вольнонаемные шоферы воруют и вывозят из мастерских аккумуляторы», – вспоминал Федор Белов.

Мысли о побеге не оставляли Виталия Гурылева и на новом месте. Очень скоро он пришел к мысли о необходимости захватить один из ремонтируемых танков и прорываться на нем. Старлей договорился с несколькими товарищами, однако Федора Белова среди участников побега не оказалось. «Незадолго до побега немецкая администрация заметила, что исчезло большое количество аккумуляторов. Была усилена охрана аккумуляторной. Мне не разрешалось из нее выходить в течение всего рабочего дня. Поэтому я никак не мог оказаться на площадке, где стояли отремонтированные машины. Вот почему Виталий не включил меня в свою группу, совершавшую побег», – позже пояснял Белов.

События понеслись в бешеном темпе 18 апреля 1944 года, вскоре после полседьмого вечера, когда прозвучал сигнал на обед для второй смены. До этого на заводском дворе кипела обычная деятельность: пленные таскали тяжелые броневые плиты. Тут же заправляли горючим, укладывали снаряды в несколько танков, уже готовых к отправке на фронт. После сигнала на обед двор ненадолго опустел – в нем остались только несколько человек. Вдруг один из «Тигров» заурчал двигателем, поехал, сокрушил высокий дощатый забор. Затем грозная боевая машина миновала ворота, центральный пост охраны, линию пулеметных вышек, выползла на улицы Риги и устремилась в сторону Псковского шоссе.

Очевидец побега Антон Марцинкевич, проживавший в доме №7 на рижской улице Страту, в 59-м рассказывал Куняеву и Мотелю: «В нашем доме жил главный инженер завода – немец Хейзер. Однажды после обеда на улице раздался страшный грохот. Моя жена увидела, как рядом с нашим домом на огромной скорости промчался немецкий «Тигр». Тут же из своей комнаты выскочил бледный, как покойник, Хейзер. В одном мундире, с трясущимися руками, он убежал в сторону завода. Через несколько минут вслед за первым промчался второй танк, видимо, в погоню. Утром к Хейзеру приходил колоть дрова русский военнопленный. Он-то и рассказал мне, что несколько ребят совершили побег на «Тигре».

Как выяснили исследователи, свой бой беглецы приняли близ железнодорожной станции Инчукалнс под Ригой. «Немцы пытались ударить по боевой машине прямой наводкой из противотанковой пушки. Целились в спешке, и снаряд лишь повредил орудийную башню, но одного из беглецов все-таки ранило в голову. Наши с ходу сумели двумя выстрелами разбить попавшийся навстречу грузовик с солдатами. На 59-м километре от Риги, севернее Сигулды, мотор вдруг начал глохнуть – кончалось горючее. Механик–водитель развернул танк на шоссе и направил его в болото. Оглохшие от грохота и выстрелов, бывшие военнопленные, а теперь бойцы, стали покидать машину. В этот момент подоспели гитлеровцы. Началась перестрелка. Четверо беглецов через поле бросились к ближайшему лесу, раненый скрылся в придорожном кювете. До спасительных деревьев оставалось лишь несколько шагов, когда один из бегущих упал, сраженный пулями. Трое других скрылись в чаще, один из них, видимо, был ранен…», – так Игорь Гусев описывал в 2008 году на страницах рижской газеты «Вести Сегодня» факты, узнать которые удалось из опроса свидетелей.

Погибли смертью храбрых

Гусев подчеркивает, что беглецов подвели конструктивные особенности «Тигра». «К сожалению, при всех своих достоинствах, машина эта обладала существенным недостатком – малым запасом хода. Если некоторые модификации Т-34 могли на одной заправке идти до 300 км, тяжелый «Тигр» ограничивался расстоянием максимум в сто. Это объясняет, почему русские танкисты вынуждены были так рано оставить захваченную машину. Это же обстоятельство во многом определило их дальнейшую судьбу…», – констатирует историк.

О дальнейшей судьбе беглецов поведали местные жители. Хуторянин Август Енертс подтвердил факт сражения у Инчукалнса. «Там разгорелся жаркий бой. Но что могли сделать трусливые шуцманы и подоспевшие немцы? Ровным счетам – ничего. Русские разогнали их, как зайчат, и продолжали свой путь к Пскову. Видать, у парней не хватило горючего. Как только они стали у нашего хутора выходить из танка, их настигла погоня. Вскоре примчались немцы и со стороны Цесиса. Наверное, им сообщили из Риги. Танкисты бросились в разные стороны. Одного пуля настигла вот тут недалеко, у самой опушки леса. О других, правда, не приходилось слышать. Утром немцы снова появились возле нашего хутора. На этот раз они приехали за танком», – рассказывал Енертс.

Раненый боец, который не смог последовать за своими товарищами, нашел временное прибежище на одном из ближних хуторов. Там он оставался в течение суток. Хозяева хутора, латышская чета Иероним и Ольга Ветерс, кормили раненого, а когда он слегка окреп, проводили его на укромную лесную тропинку. Увы, следующие местные жители, встретившиеся этому бойцу, не проявили подобного благородства и выдали его карателям. Вскоре пришли и за Иеронимом Ветерсом, которому устроили очную ставку с пленником – перед тем, как расстрелять обоих…

Трое уцелевших русских в течение одиннадцати суток скрывались в окрестных лесах и болотах.

У них имелось трофейное оружие, но не было продуктов – силы быстро оставляли воинов. 29 апреля они добрались до селения Скуене и один из них отправился к ближайшему домику. Женщина, отворившая дверь, испугалась при виде обросшего, покрытого лохмотьями человека, но, опомнившись, вынесла ему хлеба. Немного подкрепив свои силы, трое товарищей прошли еще около двадцати километров. Они находились на территории Тауренской волости Цесисского уезда. Под утро советские солдаты забрели в заболоченный лес Лачу Пурвс (Медвежье болото), нашли тут сарай для сена и остались в нем спать.

Здесь их и накрыли враги, проводившие облаву. Как назло, в тот день 30 апреля выпал снег (что для Латвии редкость), облегчивший обнаружение. После войны бывший шуцман Петерс, входивший в состав Цесисского «взвода тревоги», сообщил в ходе допроса: «Военнопленные были обнаружены в сенном сарае, недалеко от хутора Пиканяс. Увидев полицейских, русские стали стрелять из пулеметов и бросать гранаты. В результате схватки все они были убиты… У убитых нашли оружие, большую деревенскую буханку хлеба».

Спустя пятнадцать лет после гибели солдат местный хуторянин Паулис Паэглитис поведал Куняеву и Мотелю: «С ночи к нам нагрянула свора немцев и шуцманов – эдак человек двести. Принесла их нелегкая – весь хутор взбудоражили. Ранним утром послышалась стрельба. Мне нетрудно было распознать: палили из винтовок, автоматов, пулеметов, гранаты бросали. Спустя некоторое время, кругом все стихло. К обеду из леса показались немцы и шуцманы. Они весело переговаривались. Лица их самодовольно сияли. Потом узнал я, что гитлеровские вояки вели бой с… тремя красноармейцами».

Куняев и Мотель нашли тот самый сарай (он, как и окружающие его деревья, был испещрен следами от пуль) а на стене его надпись: «1944 год 30. IV». Спустя почти полвека там же побывали и Гусев с Ржавиным – и сын старого Паэглитиса Улдис показал им место последнего боя русских солдат. Сарай к тому времени из-за ветхости давно уже был разобран. Место, где гитлеровцы закопали тела погибших, так и осталось неизвестным.