Украина объявила о победе в Гааге над Россией. А зря - «Новости Дня»

Сейчас у украинского авторитетного олигарха Игоря Валерьевича Коломойского все складывается наилучшим образом. Мало того что в нужном ему ключе идут дела на Украине, открывая весьма заманчивые перспективы для ведения бизнеса. Так еще и крупнейшая на Украине нефтедобывающая компания, частично Игорю Валерьевичу принадлежащая, сообщила, что международный арбитраж в Гааге вынес решение в ее пользу. Да не простое решение, а «обязывающее»: Российская Федерация должна, по мнению гаагских «арбитров», выплатить компенсацию компании за «утраченное в Крыму имущество» в размере 44,4 миллиона долларов США. Также суд потребовал от «вероломной» Москвы компенсировать Игорю Валерьевичу проценты (более 5,5 миллиона), пеню и арбитражные расходы (более 3,5 миллиона долларов). О чем, собственно, речь. Международный арбитраж, формально заседающий в Гааге, но в реальности уже довольно давно переехавший в Швейцарию под «крышу» Международного суда ООН, 12 апреля решил несколько расширить свои полномочия и постановил взыскать с России 44,4 миллиона долларов за «экспроприацию» имущества украинской компании «Укрнафта» в Крыму после присоединения полуострова к России. Формально определенные правовые основания у Постоянной палаты Третейского суда для принятия подобного решения были. Несколько лет назад Верховный суд Швейцарии признал «Укрнафту» «инвестором» по договору в вопросах собственности этой компании в Крыму, а ее имущество, являющееся в такой подаче «инвестициями», теперь является «защищенным»: у нас с Украиной, опять-таки формально, продолжает действовать двустороннее соглашение о защите инвестиций. И именно исходя из этого документа, еще в 2017 году Постоянная палата Третейского суда и сочла себя вправе рассматривать данный иск украинской компании по существу. Но тут есть некоторые проблемы. Дело в том, что это далеко не первый случай «победы» украинской стороны именно в гаагской ППТС: так, еще в мае 2018-го данный арбитраж постановил принудить Россию к выплатам предприятиям Коломойского 159 миллионов долларов компенсации за «незаконную экспроприацию» других их активов все в том же Крыму. В ноябре прошлого года Ощадбанк так и вообще заявил о том, что согласно решению ППТС Россия должна ему 1,3 миллиарда долларов, а в феврале текущего 2019-го нас там уже победил и лично Игорь Валерьевич, которому мы теперь должны и за «Аэропорт Бельбек», и за Приватбанк, и за «Нафтогаз Украины». Тут сумма компенсаций, конечно, еще не определена, и ее определят чуть позже, но от перемены мест слагаемых тут значение, в общем-то, не меняется: Украина может делать там все, что угодно, и даже «выигрывать» в Третейской палате любые споры, но Россия платить ей по этим искам все равно не будет ничего. И причина — предельно проста. Все дело в самой структуре и полномочиях Постоянной палаты Третейского суда, которую наши и украинские «демократические СМИ» продолжают упорно именовать «Гаагским арбитражным судом». Полномочий, по большому счету, у ППТС — нет вообще никаких. Чтобы было понятно. Permanent Court of Arbitration, основанный еще в конце XIX века, конечно, является старейшей в мире организацией для разрешения международных споров, учрежденной еще по итогам Гаагской мирной конференции в 1899 году. Но с ним есть несколько проблем, главная из которых — это вообще не суд. Читаем, так сказать, сами уставные документы и сразу находим: «Палата не является отправляющим правосудие трибуналом». Дальше, в принципе, можно и вообще не читать. Поясняем: это третейская инстанция, по сути — не судебная, а «понятийная». Там каждая из сторон вольна самостоятельно выбирать арбитров и соглашается исполнять решение арбитража исключительно на добровольной основе. Более того, в отсутствие заблаговременного соглашения об иных вариантах ППТС может рассмотреть дело только с согласия всех спорящих сторон: Россия же такого согласия, понятное дело, ни Третейской палате, ни, тем более, лично Игорю Валерьевичу Коломойскому не давала. И если б Гаагская ППТС банально соблюдала свои собственные уставные документы, то она вообще была бы не вправе даже рассматривать в отсутствие представителей России иски против России. И уже одного этого для Российской Федерации вполне достаточно для того, чтобы не признавать юрисдикцию Палаты и ее решения не исполнять. Более того. Третейский суд вообще, по определению, не имеет права признавать свою юрисдикцию в отношении споров, связанных с территориальными претензиями сторон. Это был бы «обвал» всего международного права: этими полномочиями в мире владеет вообще-то только Совет безопасности ООН. На что Гааге не так давно достаточно жестко и внятно указала, кстати, не только Россия, но еще и Китай, отказавшийся признать решение Третейского суда в Гааге касательно территориальных споров в Южно-Китайском море. И сделала это Китайская Народная Республика отнюдь не потому, что не уважает международное право, а как раз — с точностью до наоборот. В принципе, «арбитраж» и не настаивает на исполнении своих собственных решений, у него и полномочий-то на это вообще никаких нет. Исполнение решений Гааги в этой ситуации должно идти по довольно замысловатой схеме: получив решение Третейской палаты, истец должен после этого еще и «просудить» его в странах, на территории которых находится «подлежащее изъятию» имущество Российской Федерации. При этом данные суды не имеют права считать решение ППТС юридически обязывающим документом и должны каждый раз, по сути, заново рассматривать дело по существу во всех инстанциях. И как это будет приблизительно происходить в реальности, мы можем проследить на прецедентных примерах исков к России как от известных «акционеров ЮКОС», так и от не менее печально знаменитой израильской компании Noga с ее «нефтью в обмен на окорочка» в грустные для нас девяностые: словом, нервы потрепать, безусловно, могут прилично. Но решить вопрос по существу, с отъемом непосредственно в пользу истца российского имущества — таких прецедентов нет. И именно поэтому Россия в данном случае ведет себя абсолютно спокойно, не признавая решение Палаты просто на экзистенциальном уровне: не потому, что нам это решение «не нравится», а потому, что там банально нечего признавать.