Победителей тоже судят - «Культура»

Вчера, 6 декабря, в Доме Пашкова в Москве были названы имена победителей в гонке за «Большой книгой». Сначала огласили результаты народного голосования: на первом месте «Лестница Якова» Людмилы Улицкой (392 голоса); на втором — «Автохтоны» Марии Галиной (347), на третьем - «Авиатор» Евгения Водолазкина (343). Премию за вклад в литературу достался в этом году не человеку, а Ярмарке интеллектуальной литературы Non/Fiction (выдвигалась еще и Джоан Роулинг, автор «Гарри Поттера»). И наконец главные победители! Выбор первых двух лауреатов безупречен, более того — их можно было переставить местами, не оскорбляя при этом чувства справедливости. И оба они уже получали первые премии «Большой книги» — Леонид Юзефович за роман «Журавли и карлики» в 2009-м; Евгений Водолазкин за роман «Лавр» в 2013-м. В этом году первая премия у Леонида Юзефовича за документальный роман «Зимняя дорога. Генерал А. Н. Пепеляев и анархист И. Я. Строд в Якутии. 1922−1923». Два эпиграфа: «Такова трагическая природа мира — вместе с героем рождается его противник» (Эрнст Юнгер) и «Не спрашивай у сражающихся о дороге» (Китайская мудрость). Сюжет придуман самой жизнью, зарифмовавшей судьбы. Но его надо было увидеть, и Юзефович увидел. Белый генерал Пепеляев и красный командир Строд бились друг с другом в конце Гражданской войны, в марте 1923 года, в якутском урочище Сасыл-Сысыы (Лисья поляна). Там отряд красных во главе со Стродом выдержал т.н. Ледяную осаду и помешал дружине Пепеляева дойти до Якутска. У героев схожие убеждения и судьбы. Строд был анархо-коммунистом, Пепеляев называл себя народником. Оба храбро воевали в Первую Мировую. В обоих не было «ни мстительности, ни ожесточения», но каждый, оказавшись там, где оказался, истово служил своему делу. Бывшего красного командира, а потом писателя Строда приговорили к высшей мере наказания 19 августа 1937 года и в тот же день расстреляли. Бывшего белого генерала Пепеляева, а потом столяра-краснодеревщика приговорили к высшей мере наказания 14 января 1938 года и в тот же день расстреляли. Но есть и различие: Строда реабилитируют в 1957-м, Пепеляева — в 1989-м… И в этом тоже особая примета нашей истории. Дневники, письма, стихи, мемуары — всё в этом тексте точно выбрано и ладно пригнано. Голос повествователя спокойный и строгий. А читается так, что невозможно остановиться. И книга не только о той Гражданской войне, а о любой гражданской войне. И о том, кто какие дороги выбирает. Или о том, кто на какие дороги попадает. И еще много смыслов, которые обнаруживаются постепенно. Вторая премия у Евгения Водолазкина за роман «Авиатор». Обложка — в исполнении Михаила Шемякина. Из эпиграфа: «…Всегда ведь найдётся тот, чей обзор достаточно широк. — Например? — Например, авиатор. Разговор в самолёте» Вариация сюжета про Рип Ван Винкля. Главный герой просыпается на больничной койке, не понимая, где он и кто он. Да и зовут его Иннокентий, что означает — «невинный». Фамилия чеховская — Платонов. Лечащий доктор Гейгер (из русских немцев) заставляет И.П. вести дневник, чтобы стимулировать память. Постепенно выясняется, что он - подопытный в эксперименте: его заморозили в 1932 году в Соловецком лагере особого назначения и разморозили в 1999-м. Свою жизнь И.П. вспоминает хаотично, вспышками, смешивая сон и явь. Петербург начала ХХ века, детство, отрочество, юность, первая любовь, 1917-й год, Соловки… Выясняется, что он — вовсе не авиатор, а художник. Но видел первых авиаторов и восхищался ими. И перелетает, подобно авиатору, почти через 70 лет. А еще, как сказано в эпиграфе, у авиатора «обзор достаточно широк». В дневнике И.П. отмечает не числа, а только дни недели, отчего возникает ощущение «вечного возвращения. Любимая, кажется, мысль Е. Водолазкина — времени нет, есть только то, что мы думает о времени (ср. с Достоевским: «Время есть отношение бытия к небытию»). С темой времени крепко связана тема памяти и доверия к ней. У героя появляется любимая девушка Настя, внучка Анастасии, которую он любил в далёкой юности. И с какого-то момента дневник ведут уже втроём: И.П., Настя и доктор Гейгер. В легких сатирических тонах описывается реальность, в которой очутился размороженный. По телевизору показывают черти что. Герою предлагают (за большие деньги) вести корпоратив на заводе холодильных установок. Мебельщики хотят, чтобы он рекламировал их замороженные цены. А еще его зовут вступить в партию власти, награждают Орденом Мужества… «В чем вы видите разницу между тем временем и этим?» — спрашивает у него журналист. Он отвечает: изменились звуки и запахи, «цоканье копыт ушло из жизни, а если взять моторы, то и они по-другому звучали», но журналисту это не нравится. (Не понравилось это и некоторым критикам; им, наверное, хотелось чего-то обличительного.) Под конец имена ведущих дневник пропадают, и три голоса сливаются в единый поток их общего сознания. Финал изобретательно закольцован с эпиграфом. Весь текст исполнен виртуозно. Много пластов, которые будут открываться с каждым новым прочтением. А вот третья премия досталась Людмиле Улицкой за роман«Лестница Якова». Название многозначительно отсылает к Иакову, персонажу Ветхого Завета, который увидел во сне лестницу, соединяющую Землю и Небо. Эпиграф — из Набокова «…продленный призрак бытия синеет за чертой страницы, как завтрашние облака, — и не кончается строка». Наверное, намёк на бессмертие этого сочинения. История еврейской семьи, начиная с 1905 и до 2011 года. Две основные линии. Одна начинается в 1975-м, когда Нора, театральный художник и женщина с извилистой судьбой, рожает сына. Другая — про её дедушку Якова Осецкого и бабушку Марию Кернс. Нора находит письма деда, потом — его дневник и личное дело в архивах КГБ — эти документы и составляют значительную часть повествования. Завершает роман генеалогическое древо семьи Осецких. Прототип этой семьи — семья самой Улицкой; документы — из её личного архива и слегка ею подправлены, для связки. Интеллигент, интеллектуал Яков Осецкий — статистик, загубленный советской властью. Он несколько раз подвергался репрессиям, самый большой срок получил в 1948-м, во время борьбы с космополитами. Но главный герой, согласно вере автора в железные законы природы и её пристрастию к генетике, — это ДНК, «Бессмертная сущность, записанная кодом, организующим смертные тела… Носитель всего, чем располагает человек, — высота и низость, смелость и трусость, жестокость и нежность, и страсть к познанию» Тут же и расхожие штампы «либерального» агитпропа: «Это было время голодомора на Украине. Голодомора и геноцида»; «многолетняя война с Грузией»; «Два преступника, различие между которыми лишь в форме усов». А также стенания Норы на Лубянке, возле здания КГБ: «Почему не излился сюда небесный огонь? Почему смола и сера не упали на это проклятое место?» и т.п. Образец письма Улицкой вне политики: «В густом горячем пару их тела были розовыми, а стойка душа стояла между ними как библейское дерево…». Трудно представить, как эта эротика может реализоваться в реальности. В общем, многословно и спекулятивно. И я бы, конечно, выбрала не беллетристическую скороговорку Улицкой, а настоящую прозу Анны Матвеевой — её роман «Завидное чувство Веры Стениной». Но выбираю не я. «Русский Букер», вторая по престижности литературная премия, была вручена 1 декабря Петру Алешковскому за роман «Крепость», входивший и в шорт-лист «Большой книги». К этому роману эпиграфом поставлен монолог Гамлета («Быть или не быть — таков вопрос» и т. д.), что предполагает наивность и некоторую прямолинейность. А также — отсутствие хоть какой оригинальности. Герой романа — археолог Иван Мальцев. Русский интеллигент в расхожем представлении: безмерно преданный своему делу, бескорыстный, не умеющий приспосабливаться, отказывающий от выгодных, но административных постов («ученый не должен») и т.п. В результате у него одни проблемы — от профессиональных (интриги коллег и чиновников) до семейных (жена, будучи беременной, бросает его ради более успешного археолога «новой формации»). Но не надо думать, что Мальцев идеален: спасаясь от многочисленных жизненных невзгод, он пьёт, причем по-черному. И события далёкой истории являются ему в алкогольном бреду. Вроде бы глюки, но изложены (в основном) как в учебнике, т.е. скучновато. Некая древняя Крепость — предмет исследования Мальцева. При этом символизирует и крепость его духа. И тюрьму, из которой не вырваться — в финале он погибает, замурованный в пещерах Крепости, не в силах ни до кого докричаться, дозвониться… Добротно, но утомительно. Без искры. Зато лауреат «Русского Букера-2016» войдет в историю тем, что его роман буквально растащили на цитаты (см., например, здесь.). Приведём одну, для затравки: «Слеза, сочившаяся из-под воспаленных век, попав на конец сигареты, шипела и фыркала, как кошка, получившая щелбан по носу, а трескучая искра, соскочив с сигаретного кончика, норовила впиявиться в штаны и добраться, прожигая в слежавшейся вате тлеющую змеиную дорожку, до интимной глубины и жестоко укусить еще не отмершие вконец тайные уды страдальца». Тоже, между прочим, трудно представить в реальности. А есть еще «маленькие груди», выпирающие «из майки, как войско, готовое сорваться в атаку», есть загадочное — «Нищета фистуляла утиными шажками в кожаных поршнях». Да много чего образного! Конечно, я бы, например, наградила Александра Мелихова за роман «И нет им воздаяния». Но не стоит так уж журить жюри за выбор, могло быть и хуже. А тут всё-таки цитируют вовсю.