По мере приближения музыкального конкурса «Евровидение» в обществе все сильнее разгорается дискуссия о том, нужно ли России в этом году отправлять своего участника в Киев или лучше игнорировать мероприятие, которое уже почти не скрывает политический окрас. Депутат Государственной Думы Виталий Милонов призвал главу Первого канала Константина Эрнста бойкотировать конкурс из-за «вопиющей антироссийской русофобской политики», проводимой Киевом. Ряд деятелей отечественного шоу-бизнеса, в том числе Иосиф Кобзон, Олег Газманов, Иосиф Пригожин также высказались против участия в «Евровидении».
Пока что Россия от конкурса не отказалась, но кто именно представит ее в Киеве, не известно — отбор в этом году проводится закрытый. Похоже, что далеко не все артисты согласны ехать сейчас на Украину. Так, певец Александр Панайотов 6 марта опроверг слухи о том, что именно будет представлять нашу страну на «Евровидении». Он также не уверен, что проведение конкурса в Киеве, а не на нейтральной площадке, с учетом политической ситуации, было правильным решением.
«Свободная пресса» пообщалась с известным певцом и композитором Дмитрием Колдуном, который представлял Белоруссию на «Евровидении» в 2007 году и поговорила о том, нужно ли российским артистам рисковать и отправляться в Киев, а также о том, почему в последние годы не получается отделить музыку и искусство в целом от политики.
«СП»: — Дмитрий, как бы вы оценили уровень «Евровидения» в целом, стоит он той шумихи, что возникла вокруг него в последнее время?
— Конкурс действительно хороший, массовый, имеет большую аудиторию. Собственно, поэтому туда и стремятся многие исполнители. Кто-то, чтобы заявить о себе в первый раз, кто-то для того, чтобы напомнить о себе. Как уж дальше складывается судьба этих артистов — это уже их собственное дело. Но три месяца до и три месяца после об этих исполнителях говорят. Не только зрители и слушатели, но и букмекеры, пресса. Всем интересна их политическая, в том числе, позиция относительно обстановки в Европе.
Это всегда не только музыкальный, но и отчасти политический фестиваль. По-моему, даже на брошюре Европейского вещательного союза написано, что конкурс «Евровидение» — это музыкальный конкурс, где каждый может заявить, в том числе о своих социальных, политических предпочтениях. Не знаю, осталась ли там такая надпись сейчас, но на одном из недавних буклетов я ее видел. Поэтому популярность конкурса понятна. Ну а внутри Содружества независимых государств — это такой «Славянский базар», только на всю Европу.
«СП»: — Складывается впечатление, что у нас к конкурсу относятся гораздо серьезней, чем в Европе. Это видно даже по исполнителям — у нас часто отправляют звезд, а западных исполнителей и вспомнить трудно. Кроме, скажем, бородатой женщины…
— Бородатая женщина, несмотря на прекрасные вокальные данные, моему пониманию музыки и культуры наших стран не слишком соответствует. А на «Евровидении», думаю, сказывается территориальная и культурная близость некоторых стран. Таких как, например, страны Восточной Европы и Балканы, где это конкурс достаточно популярен.
Что касается Западной Европы, то у них культура всегда была своя, и она во многом опережала в своем развитии то, что происходило у нас здесь, даже в отношении музыки. Раньше появлялись какие-то музыкальные стили, инструменты, обработки, всевозможные эффекты. Поэтому для них «Евровидение», скорее, уже какой-то архаизм. Те, кто постарше, наверное, следят за ним. Молодёжь «заточена» уже под другое.
«СП»: — Европейский вещательный союз утверждает, что конкурс вне политики. Но мы видим, что это не так, взять хотя бы прошлогоднюю историю с Сергеем Лазаревым и Джамалой, которая победила с откровенно политической песней. Насколько это правильно — использовать подобные мероприятия, как политическую площадку?
— Это нужно спрашивать непосредственно у организаторов конкурса, у тех людей, которые регламентируют эти правила. Это то же самое, как когда исполнитель приходит на радиостанцию и говорит: «Почему вы не берете мою песню?». Мол, у меня же есть хорошая песня, а вы ее не взяли. Но дело в том, что там свой монастырь и нельзя судить, правильно ли, что вашу песню не взяли на радио или нет. Все зависит от концепции. Если концепция такова, что есть продвижение определенной идеи, дискриминация одних и возвышение других, значит, в этом и есть идея, а не случайность.
«СП»: - Раз уж есть такая идея, стоит ли в этом году российским артистам участвовать в конкурсе?
— Мне кажется бойкот — это достаточно унизительная позиция. Я не помню, как это было, когда на Московскую Олимпиаду никто не приехал, но могу себе представить. Я ставлю себя на место спортсмена, у которого забрали возможность как-то себя проявить. А «Евровидение» — это, по сути, такая же Олимпиада, одна из немногих площадок, на которых музыканты могут себя проявить на Европу. Понятно, что почти никогда из этого ничего глобального не получалось, за исключением группы ABBA в 70-х. Но, тем не менее, лишать возможности людей выступать, мне кажется, не правильно.
Пусть отказываются те, кто не хочет ехать. Если тебя заставляют, так и скажи: «Я не хочу. Я не поеду». Но если кто-то хочет поехать туда и выступить, несмотря на всю подоплеку, на опасения по поводу безопасности и прочее, пусть едет. Почему нет?
«СП»: — Артист, который все же решит поехать в Киев, тоже должен сделать какое-то политическое заявление в песне, или лучше остаться подчеркнуто нейтральным?
— Все зависит от собственной позиции артиста. Если он привык позиционировать себя как патриот, пусть выскажет эту позицию. Если он настроен оппозиционно против кого-то и это для него приемлемо, пожалуйста, пусть об этом говорит. Это очень сложный вопрос. Мне кажется, что, прежде всего, артист сам должен верить в то, что он делает, а не действовать под указку. Все зависит от концепции выступления и самого исполнителя, его жизни, его корней, его отношения к нашим общим предкам.
«СП»: — Вы видели конкурс «Евровидение» изнутри, какие у вас остались впечатления, вы чувствовали какое-то давление?
— Впечатления у меня остались самые хорошие. Хотя в тот год, когда я представлял Беларусь на этом конкурсе, тоже были определённые сложности. У букмекеров я был на достаточно высоких позициях, входил в тройку. И когда действительно существовала реальная возможность выиграть этот конкурс, на некоторых телевизионных каналах (например, в Нидерландах) комментаторы позволяли себе говорить: «Отличная песня, хорошее выступление, но вы подумайте, там же в стране диктатура, захотите ли вы туда поехать, если вдруг он выиграет?» Этим они достаточно серьезно подпортили мой результат и опустили меня на шестое место. Хотя это тоже достаточно неплохо (после дисквалификации исполнителя из Болгарии Дмитрий Колдун поднялся на пятое место, — прим. ред.)
«СП»: — С тех пор, как вы выступали, на «Евровидении» еще и изменилась система подсчета голосов, теперь за результат наполовину отвечает профессиональное жюри. Можно не полагаться только на комментаторов, чтобы получить необходимый результат…
— Такая система подсчета голосов лишает зрителей всего. Предположим, у нас есть несколько участников. Первый из них получает двенадцать баллов, последний — один. Если жюри отдаст тому, кто получил один балл от зрителей свои двенадцать, то вероятность, что худший, по мнению людей, станет первым, очень высока. Конечно, это очень сложно и вряд ли такое будет случаться часто, но лобби определенно присутствует. Такая система наверняка была сделана не случайно, чтобы не пускать все на самотек. Конкурс крупный, вложения и инвестиции большие, в том числе политические. Это бизнес.
«СП»: — То есть все это уже даже не прикрыто?
— Ну, а что у нас где прикрыто? По-моему, нигде ничего не прикрыто уже последние лет пять.