Война или революция: предпосылки Апрельского кризиса 1917 года - «Россия»

9 апреля (27 марта по старому стилю) Временное правительство России выступило с Заявлением о целях войны. Весь русский народ тогда с нетерпением ждал, когда же страна подпишет мирный договор. Но документ, опубликованный в газете «Известия», никаких чётких обещаний не давал. Он лишь вселял надежды, которым не суждено было осуществиться. О том, как правительство Петрограда пыталось решить основополагающий вопрос о мире, — в материале RT. Мрачное торжество В первые месяцы после победы Февральской революции на улицах Петрограда царила атмосфера праздника, но только лихорадочного, нервного, даже болезненного. Толпы людей, державшихся за руки в знак единства, каждый день заполняли главные улицы революционной столицы. Возбуждённые, они с мрачным ликованием пели «Марсельезу» и «Вы жертвою пали» на мотив старой доброй «Дубинушки», которая была музыкальным символом предыдущей, Первой русской революции. Кульминацией этих зловещих праздников стали торжественные похороны героев, павших в борьбе за свободу. Основной проблемой было то, что с большей частью героев родственники уже попрощались, поэтому получилось, что в число павших за свободу попали и те, кто умер вовсе не за неё, — иначе церемония получилась бы слишком скромной. Дату и место проведения тоже несколько раз меняли: сначала хотели хоронить прямо на Дворцовой площади, где пролилось много народной крови, но затем всё-таки решили остановиться на Марсовом поле. Похороны были назначены на четверг, 5 апреля 1917 года. С утра к месту погребения тянулись многотысячные колонны скорбящих. На церемонию не пригласили только священников. Писатель Фёдор Сологуб объяснял это так: «Конечно, похороны должны быть гражданскими, вне вероисповедания, так как хоронить придётся людей разных исповеданий, людей верующих и… совершенно равнодушных к вопросам религии. И в этом единении — святость, в нём высшая праведность человеческой души… Мы, косневшие в оковах смрадного быта, их смертью искуплены для… светлого будущего». Погода полностью соответствовала мрачному духу торжества: в Петрограде было холодно, пасмурно, шёл дождь, переходящий в мокрый снег. Вскоре после похорон народные гулянья продолжились. Кризис разразился неожиданно. Утром 20 апреля газеты познакомили читателей с нотой министра иностранных дел Павла Милюкова, которая лишила петроградцев надежд на долгожданный выход из ненавистной войны. Милюков заявил, что позиция Временного правительства не даёт никаких оснований думать об ослаблении роли России в общей союзной борьбе и провозглашает всенародное стремление довести мировую войну до победного конца. Одурманенная празднествами толпа отправилась к Мариинскому дворцу, в котором тогда заседало Временное правительство, «спасать революцию». Война или мир? Нота Милюкова, ставшая тяжёлым ударом для Временного правительства и практически подарком судьбы для большевиков, поставила точку в долгом споре относительно выхода из Первой мировой войны. Впоследствии Милюков вспоминал: «Естественно, возникал вопрос: может ли Россия вообще продолжать войну? А если не может, то может ли она продолжать прежнюю политику? Оба вопроса, военный и дипломатический, тесно связывались вместе. Но так обнажённо они никогда не ставились. Поставить их так — значило бы выйти из войны посредством сепаратного мира. А это рассматривалось как позор, несовместимый с честью и достоинством России. И когда, в конце восьмимесячного периода существования Временного правительства, военный министр Верховский осмелился намекнуть на возможность сепаратного мира, он вызвал негодование моего преемника Терещенко и должен был немедленно уйти в отставку. Итак, прекратить войну признавалось возможным только путём заключения общего с союзниками мира. Но как настоять на таком мире, не заставив не только нас, но и их изменить свою политику? А это было, очевидно, невозможно, и защитники такого решения неизбежно попадали в заколдованный круг. В этом была сила моей позиции, и топтание на одном месте после моего ухода показало её правильность. Надо было неизбежно продолжать и войну, и политику». Милюков считал, что его политика встретила сопротивление не в лице уставшего народа, а в лице русского циммервальдизма — то есть установки на революцию в международном масштабе. Он считал, что его противники в правительстве (в частности, Керенский и Церетели) задумали невозможное: изменить взгляды союзников на цели войны силами мирового пролетариата и всем вместе закончить эту кровавую бойню. Вместо проблемы «война или мир», по словам Милюкова, они провозгласили лозунг «война или революция». На деле же оппоненты Милюкова вполне могли просто опасаться реакции всё ещё неспокойных народных масс, которые требовали мира. Они понимали, что без союзников у России не получится безболезненно выйти из войны, но не знали, как на продолжение боевых действий отреагирует народ, поэтому заявления Петросовета и Временного правительства, которые предшествовали ноте Милюкова, получились неконкретными. 15 (28) марта газета «Известия» (которая сыграет важную роль и в последующих событиях) публикует манифест «К народам мира», написанный в чрезвычайно расплывчатой риторической манере, с огромным количеством лозунгов и призывов и без единого чёткого обещания. Вот как заканчивался этот документ: «Трудящиеся всех стран! Братски протягивая вам руку через горы братских трупов, через реки невинной крови и слёз, через дымящиеся развалины городов и деревень, через погибшие сокровища культуры, — мы призываем вас к восстановлению и укреплению международного единства. В нем залог наших грядущих побед и полного освобождения человечества. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Как ни странно, в данном случае риторика имела успех: общество во всём его классовом разнообразии горячо приветствовало слова о решительной борьбе «с захватными стремлениями правительств всех стран» и о мире с германским народом. Петросовет в лице Николая Чхеидзе отметил, что речь идёт именно о рядовых немцах, а не об их правительстве. Иначе говоря, мир был возможен только после того, как в Германии совершится революция по типу русской. Между тем социал-демократические газеты куда более чётко излагали свои взгляды. В то время как правительство напряжённо думало, как успокоить народ и не разорвать отношения с союзниками, они ратовали за мир без красивых слов и пустых призывов. 27 марта (9 апреля по новому стилю) глава Временного правительства Георгий Львов подписал ещё одно расплывчатое заявление. В нём утверждалось, что царская власть оставила государство в крайне тяжёлом положении, что война его только усугубляет, но Россия всё ещё находится в опасности и должна дать отпор врагу. Поэтому вопрос мира должен был решаться с союзниками на демократических началах. Народ узнал о новом воззвании правительства спустя два дня из статьи в «Известиях» под названием «Заявление Временного правительства о целях войны». Милюков против Керенского Несмотря на то что этот документ опять-таки не давал никаких обещаний, гарантий и чётких формулировок, он внушал надежду на скорый мир. Но противостояние Милюкова и Керенского, закончившееся принятием ноты Милюкова, эти надежды уничтожило. Позиция министра иностранных дел (добиться «уничтожения немецкого милитаризма») противоречила позиции его оппонентов (добиться отказа всех стран «от империалистических стремлений»). Иными словами, за войну и против неё. Появлению ноты Милюкова способствовал тот факт, что союзники требовали ответить, не собирается ли Россия заключать сепаратный мир с Германией. Нота чётко отвечала: «Нет! Мира не будет!» «Разумеется, не могут подать ни малейшего повода думать, что совершившийся переворот повлёк за собой ослабление роли России в общей союзной борьбе. Совершенно напротив, всенародное стремление довести мировую войну до решительной победы лишь усилилось благодаря сознанию общей ответственности всех и каждого». Таким образом, в этот момент идею о войне до победного конца решительно отвергали только большевики, то есть только они фактически были с народом утром 20 апреля (3 мая). Ленин позже скажет, что Милюков помогает германским империалистам разжигать шовинизм в Германии, помогает Вильгельму II вести грабительскую войну «до конца».