Россию толкают в «святые» 1990-е - «Общество»

Постперестроечные годы, получившие в народе название «лихие девяностые», следует оценивать с точностью до наоборот и считать «святыми». Такое мнение высказала вдова первого президента России Наина Ельцина во время презентации своей книги «Личная жизнь» на фестивале «Красная площадь».

«Эти годы надо называть не лихими, а святыми, и поклониться людям, которые в эти годы жили», — заявила бывшая первая леди. В мемуарах, работа над которыми заняла пять лет, отражены первые выборы президента России, события августа 1991 года, распад СССР, расстрел парламента, дефолт 1998 года.

По словам Наины Ельциной, написать книгу мемуаров ее убеждали дочери, а стимулом для написания стал интерес молодежи к истории эпохи 1990-х, который она заметила после появления в Екаринбурге Ельцин-центра .

Напомним, дочь Ельциных — Татьяна Дьяченко, будучи замужем за главой администрации президента РФ Валентином Юмашевым, играла немалую роль в политике 1990-х. В числе других «героев» того времени, олигархов и статусных либералов, она присутствовала на церемонии открытия музея в 2015 году.

Один из критиков деятельности Ельцин-центра — режиссер Никита Михалков считает, что музей разрушает «национальное самосознание детей», которых массово приводят туда на экскурсии. Он предложил изменить политику центра и объяснять детям, что «страна, в которой они живут, — великая страна». Эти слова вдова Ельцина назвала «лживыми».

Опрошенные «СП» эксперты оценивают эпоху 1990-х резко критически и видят опасность в попытке реабилитировать ее в глазах общества.

Заместитель главного редактора газеты «Завтра» Андрей Фефелов поражен оценкой вдовы первого российского президента.

— Что отличало наших так называемых либералов на протяжении всей новейшей истории, так это их сверхнаглость. Она связана с утверждениями, понятиями, которые, казалось бы, совершенно не сообразуются с реальностью, противоречат здравому смыслу и вообще напоминают безумие. Тем не менее, они своим упорством протаскивали те или иные мифы, постулаты и представления в наш реальный мир.

С таким же успехом «святым» можно назвать время трагедии в Доме профсоюзов в Одессе в 2014 году. Когда людей загнали в ловушку, а потом уничтожали. Вот для кого-то, для бандеровцев, это был святой момент. Вспомним, 1990-е были временем избиения, уничтожения русских. Потери тогда были колоссальны, и материальные и, прежде всего, человеческие, сопоставимые с потерями в Великой Отечественной войне. Люди умирали от болезней, от стрельбы, от депрессии, от алкоголя.

Заявление Наины Ельциной с точки зрения нашего опыта выглядит, как безумие. Но поскольку этой точке зрения подпевает целый хор адептов этой идеологии, то есть опасность, что этот бред укоренится в сознании молодого поколения, которое мало интересуется прошлым и ничего не знает. И поэтому на подобные эскапады надо отвечать.

Эта «святость», которую нам навязывают, похожа на какой-то культ сатаны. Нельзя так издеваться над миллионами искалеченных, ограбленных, униженных, распростертых ниц людей, об которых тогда вытирали ноги. Это чистой воды тьма.

В свою очередь телеведущий Константин Семин уверен, что у нас на глазах происходит «обожествление убожеств», одна из целей которого — не допустить реванша «красной» идеи.

— Вместо «электрификации и советской власти» у нас теперь власть чистогана и повальная канонизация. Не успеешь оглянуться, как кого-нибудь задним числом уже воспоют, прославят, обожествят. Вчера — обычный уголовник? Сегодня — мученик за идею, борец с тоталитарным режимом. Вчера — безвольный, жестокий и тщеславный монарх? Сегодня — страстотерпец, средоточие добродетелей. Вчера — коллаборационист, пособник фашистов? Сегодня — ум, честь и совесть какой-нибудь большой или маленькой нации. Стоило ли сомневаться, что этот жадный канонизационный конвейер дотянется однажды и до Бориса Николаевича Ельцина, до человека, который, собственно, его и запустил? Оказывается, называть девяностые «лихими» — нехорошо. Правильно называть их святыми. Так считает вдова Ельцина, защищающая мужа от клеветы и грязных нападок.

Впрочем, и без помощи Наины Иосифовны нападки постепенно сходят на нет. Время несется вперед. Впервые школу заканчивают дети, не заставшие не только Советского Союза, но и самих девяностых. Для поколения-2017 девяностые — лишь раздел учебника истории, не более. И знать о девяностых ребята будут столько, сколько требует ЕГЭ. То есть практически ничего. В этом смысле жестокие телевизионные битвы между состарившимися либералами и одряхлевшими патриотами постепенно утрачивают смысл. Идущая им на смену молодая шпана не отличает эллина от иудея, Жукова от Керенского, Матросова от Колчака, Бурбулиса от Сабониса, Ельцина от Новосельцева.

Деградация мышления и образования накладываются на естественную социальную динамику, для которой не существует ничего вечного. Первыми в океане истории растворяются конкретные фамилии, отчества и имена. Как бы они ни были нам дороги, в каком бы граните ни были отлиты, каждое следующее мгновение вводит в обращение миллионы новых имён. Новые имена требуют места под солнцем. Они живут и умирают, любят и ненавидят, строят и разрушают, рожают и убивают точно так же, как предыдущие, но по-другому. В этом и состоит прогресс — следующие исторические грабли всегда расположены этажом выше. Безжалостное к личностям, время не обладает властью лишь над идеями. Идея — вот тот сухой экстракт, который аккуратно пересыпается из старческой горсти в чью-нибудь розовую ладошку. И любая канонизация, любая установка памятников или открытие просветительских центров — это не способ увековечить личность. Это способ застолбить место для идеи.

«СП»: — Как можно описать идею 1990-х?

— Можно не знать, кто такой Ельцин, но идея 1990-х нам хорошо известна. Ведь невозможно не знать, что такое: товар, кредит, долг, рынок, приватизация, реклама, биржа, банк, безработица, акция, коллектор, киллер, ипотека, сутенер, страховка, хоспис. Цепочка из этих простых и для кого-то священных понятий — при любой перемене слагаемых — неизменно оканчивается словом «война». Неважно, где — в Чечне, в Югославии, в Ираке, на Красной Пресне или на Донбассе. Концентрированное выражение идеи по имени Ельцин — это смерть, вырождение, война. Это тихая, подспудная гражданская война, ведущаяся нелетальными средствами — война, в которой более достойные (сильнейшие или хитрейшие) с хрустом пожирают менее достойных (слабейших или честнейших). Она одевает в похоронный гранит окраины городов, забивает шприцами школьные туалеты, рассаживает маленьких токсикоманов вдоль теплотрасс.

Мы называем это рыночной экономикой. Но это и явная, горячая война. На ней чернеют от ужаса Дом правительства, площадь Минутка или больница в Буденновске. Вот что такое Ельцин. Ельцин — канцерогенная идея, обеспечивающая кровоснабжение и рост всей опухоли. Таким образом, сакрализация Ельцина, возведение ельцинских храмов и часовен — это не попытка отстоять чье-то частное имя. Это попытка защитить идею, уклад, курс, которым страна, не отклоняясь ни на градус, продолжает следовать уже двадцать пять лет. Конечно, этот курс обеспечивает материальное благосостояние вполне осязаемым родственникам Ельцина, именовавшимся ранее магическим словом «Семья». Семья получила свои отступные и неприкосновенность. Семье, конечно, не хотелось бы потерять — ни в статусе, ни в активах. Но подлинный страх у ельцинопоклонников вызывает вовсе не это, а нарастающая возможность реванша идеи противоположной.

Именно отсюда — антисоветский, канонизаторский зуд, желание впихнуть в каждый двор, на каждый расчищенный постамент по памятнику Солженицыну. Как будто чья-нибудь чугунная башка в состоянии остановить или притормозить безжалостные шестеренки истории. Святые девяностые? Ну что ж — помолитесь своим святым.

— За все время существования в Екатеринбурге Ельцин-центра я не был там ни разу, — признался «СП» житель Екатеринбурга, координатор сбора гуманитарной помощи для Донбасса Алексей Никифоров. — Скажу больше, меня ни разу туда даже не тянуло, так как не испытываю к этому месту, ставшему своего рода «меккой» для либеральных (и не только) ВИПов федерального масштаба, никаких симпатий.

Каждый раз, проходя мимо Ельцин-центра, а это целый комплекс, встречающий посетителей десятиметровым беломраморным памятником первому президенту, который затмил своим масштабом даже дом Аркадия Гайдара (исторический памятник, где во время работы в Екатеринбурге жил писатель, расположен прямо за Ельцин-центром) я невольно вспоминаю 1990-е годы. Парней-соседей, безмолвно ушедших в землю в это смутное время. И нет здесь ничего «святого», так как погибали они от пулевых, ножевых ранений и многочисленных «передозов». Пусть земля им будет пухом.

Парадокс, но и антипатии к Ельцин-центру я не испытываю. Есть он или нет… как-то безразлично. В миллионном городе строится огромное количество зданий, постоянно открываются какие-то «центры», нередко с сомнительной репутацией, и если все это обсуждать, то времени больше ни на что не останется. Например, местные либералы только и делают, что обсуждают строительство «Храма на воде». Водят какие-то хороводы вокруг пруда, пишут всевозможные петиции и манифесты. Откуда у них только время на это есть?

«СП»: — Екатеринбург вообще славится своими либеральными традициями…

— Я не исключаю, что Ельцин-центр внес в это непосредственный вклад. Либералы едут сюда не то что со всех концов России, а со всего мира. Здесь не бывал разве что только Ходорковский, и то, только потому, что у него нет такой возможности. Осмелюсь предположить, что в далеком Лондоне ему во сне снятся не русские березки, а как раз наш Ельцин-центр.

Замечу, что музей постоянно находится в медийной повестке. То сюда приезжает очередной ВИП, типа Абрамовича. То в забитом под завязку зале поет песни под гитару Андрей Макаревич, получивший настоящую «славу» после благотворительных концертов в Киеве, собранные с которых деньги были направлены «украинским карателям». То открывается продуктовый магазин, на месте которого многие местные жители в шутку предлагали открыть «рюмочную».

А ведь еще есть школьники, которых с завидной регулярностью возят сюда на экскурсии со всей области, тем самым, делая еще юным душам своего рода «прививку либерализма», так не свойственного русскому человеку (почитайте Достоевского, если кто не согласен…). Поэтому, несмотря на свое безразличие к этому музею, я, скорее, соглашусь с Никитой Михалковым, так активно выступающим против Ельцин-центра, чем поведу своих детей на экскурсию в это неоднозначное место.