ХУДИЕВ Сергей
Идея, что Вторая мировая война, которую мы называем Великой Отечественной, была схваткой двух одинаково чудовищных тоталитарных режимов, не означает какой-то особенной нетерпимости к коммунизму. Она означает терпимость к нацизму.
Международный день памяти жертв Холокоста отмечается 27 января. Дата выбрана неслучайно — именно 27 января советские войска освободили Освенцим, знаменитый концлагерь, где нацисты истребили 2,8 миллиона человек, главным образом евреев.
Кто-то реагировал на эту дату теми или иными мероприятиями, которые должны напомнить о происшедшем тогда, у кого-то это вызвало некоторое раздражение — сколько ж можно, давно все это было, стоит ли постоянно поминать те давние события.
Опыт, в том числе недавний, показывает, что стоит.
Потому что, когда прошлое не помнят, его начинают изобретать заново — а это заново изобретенное прошлое становится фундаментом для не слишком привлекательного настоящего.
Нельзя сказать, что ценности, которыми живет современное человечество, сложились благодаря победе над нацизмом — они, конечно, сложились раньше. Но они укрепились как нечто само собой разумеющееся именно после того, как идеология, которая последовательно отрицала гуманистическое наследие человеческой (и в первую очередь немецкой) культуры, показала, на что она способна — а потом потерпела поражение.
Всеобщая декларация прав человека была принята ООН 10 декабря 1948 года под влиянием неслыханных преступлений, которые были еще очень свежи в памяти. Как говорится в преамбуле Декларации, ее писали «принимая во внимание, что пренебрежение и презрение к правам человека привели к варварским актам, которые возмущают совесть человечества».
Именно отталкивание от варварства нацизма долгое время служило (и служит) предохранителем от возвращения (возможно, в новых формах) подобного же варварства. Поэтому надо внимательно относиться к попыткам этот предохранитель сломать.
Когда мне говорят о том, что коммунизм равен нацизму, СССР — Третьему Рейху, только у нацистов форма изящнее, я вспоминаю одно слово — «Освенцим».
Между людьми, которые зажгли печи Освенцима, и людьми, которые их угасили, есть разница.
Если вы ее не замечаете — вы не заметите, когда печи Освенцима зажгут снова. Идея, что Вторая мировая война, которую мы называем Великой Отечественной, была схваткой двух одинаково чудовищных тоталитарных режимов, не означает какой-то особенно принципиальной нетерпимости к коммунизму. Она означает терпимость к нацизму.
Если для вас НКВД равно СС, это не значит, что вы сильно не любите НКВД. Можно сильно не любить НКВД — а сравнений таких не делать. Это значит, что для вас СС — это не большее, а в итоге намного меньшее зло, что вас уже не беспокоят марши в честь СС, факельные шествия или лозунги этнической чистоты — в самом деле, кто угодно, лишь бы не НКВД.
Другая нелепая идея, которая связана с явным незнанием истории, — «Гитлер хотя бы не убивал своих».
Гитлер, разумеется, преследовал своих сограждан, он с этого начал — политических противников внутри страны, реальных или потенциальных, тех, кто активно выступал против нацизма, или тех, кто хотя бы имел невосторженный образ мыслей. Социал-демократов, католиков, протестантов из «исповедующей церкви», много кого еще.
Но своих реальных или предполагаемых противников преследует любая тирания, это не было новым.
Новой была программа так называемой эвтаназии — умерщвления неизлечимо больных и нетрудоспособных сограждан. Новым было тщательное преследование евреев по происхождению, совершенно независимо от их убеждений или поведения.
Они могли быть коммунистами или антикоммунистами, иудеями, атеистами или христианами, глубоко приверженными своему еврейству — или совершенно ассимилированными, немцами по языку, культуре и самосознанию, космополитами — или пламенными германскими патриотами. Это могли быть даже ветераны Первой мировой войны, проливавшие кровь за Германию, искалеченные на поле боя, увенчанные государственными наградами — все это не имело никакого значения.
Все эти люди были сначала оклеветаны, потом поражены в правах, потом лишены свободы, потом мучительски убиты. Национал-социалисты предательски убивали своих лояльных и законопослушных сограждан, с их семьями, включая младенцев, по причинам, не имевшим никакого отношения к их поведению — это хорошо известный факт.
Еще один тезис, который стоит пересмотреть в свете этой истории, — вера в свет с Запада.
Она тесно связана с верой в прогресс — предполагается, что страны, достигшие большего прогресса в науке, экономике и общем благоустройстве, продвинулись дальше по пути прогресса, и поэтому их надо догонять, подражая им во всех отношениях.
Что же, иногда нет ничего зазорного в том, чтобы подражать и догонять — но это уместно не всегда. Иногда прогрессивных идей лучше не подхватывать.
Прогресс не только преодолевает старые формы зла — он порождает новые.
Идеология нацизма не была придумана какими-то безграмотными громилами, собравшимися за кружкой пива. Это не было внезапной эпидемией безумия. Это было апогеем длительного интеллектуального процесса, который развивался в западном мире в целом.
Идеи расового превосходства появляются у французских аристократов, которые обосновывали свои привилегии тем, что происходят якобы от германского племени франков, и поэтому имеют природное право владычествовать над простолюдинами кельтского происхождения. Потом они получают мощное развитие в англоязычном мире — в Британии и США, где они очень хорошо ложатся на определенную интерпретацию теории эволюции.
К началу ХХ века признанные ученые мужи полагают, что человеческие расы находятся на разных ступенях перехода от животного к человеку — чернокожие ближе всего к обезьянам, вполне развившиеся люди — это представители так называемой тевтонской расы, то есть жители Северной Европы, говорящие на языках германской группы, ирландцы стоят в «расовом отношении» ниже англосаксов, итальянцы — еще ниже, славяне — еще.
Сейчас в это трудно поверить, но в то время все это считалось совершенно научным, снаряжались, например, экспедиции, которые разоряли кладбища австралийских аборигенов, чтобы добыть их черепа и научно продемонстрировать, что коренные австралийцы — это «переходная форма» от неандертальца к современному человеку.
#{author}Научными считались и идеи искусственной селекции человека — евгеника, то есть учение о том, что людей с «хорошей наследственностью» следует поощрять размножаться с «правильными» брачными партнерами, а вот размножение людей с «плохой» наследственностью сдерживать, вплоть до принудительной стерилизации.
В одних только США были принудительно стерилизованы около 60 000 человек.
В германском национал-социализме эти идеи достигли своего логического предела и раскрыли весь содержащийся в них потенциал войны и геноцида. Но вызревали они довольно долго в среде наиболее научно, экономически и культурно развитых стран мира.
В России расовая теория никогда не была популярна в силу нашей относительной отсталости — когда более развитые нации вовсю уже мерили черепа и писали научные труды об опасности расового вырождения, мы еще не дошли до этого этапа развития — а потом и сам Запад оставил его позади.
Это, может быть, наиболее заметный, но не единственный пример того, что более высокий уровень науки и экономики не обязательно означает более высокий уровень морали.
Не надо бежать вприпрыжку за передовыми странами и считать все идеи, популярные в них на данный момент, обязательными для подражания. Не исключено, что через одно поколение эти идеи будут восприниматься в тех же странах с ужасом и отвращением.
А «варварские акты, которые возмущают совесть человечества», стоит помнить, не чтобы предъявлять кому-то претензии (все эти злодеи давно мертвы), а чтобы понимать — так бывает. Цивилизация, хотя бы относительная гуманность, хотя бы какое-то представление о ценности человеческой жизни — все это очень хрупкие вещи. Их надо беречь.
А к любым попыткам реабилитации нацизма относиться с должной нетерпимостью.
Источник