Юрий Купер: гениальность в простоте, когда элементарный предмет становится «нарядностью» - «Культура»

Художника Юрия Купера знает весь мир — его работы хранятся не только в Третьяковке, но и Музее Метрополитен, в коллекциях Министерства культуры Франции, Библиотеке конгресса США, а его персональные выставки, которых было более 50, прошли не только в Пушкинском музее, но и галереях Клод-Бернар в Париже, Яна Кружье в Женеве. Родился Юрий Леонидович в Москве перед войной, в 1940 году и по воспоминаниям художника, его детство было совсем не радостным и довольно бедным (семья жила в коммунальной квартире), а искусством он занялся случайно, когда вместе с другом поступил в художественное училище и увлекся творчеством только в процессе учебы. Сегодня его мастерская находится в одном из самых живописных уголков столицы — на Смоленской набережной и уже при входе в нее ощущаешь «запах творчества». Гостей мастерской с порога окружает «мир Купера» — отреставрированные антикварные зеркала, множество книг, несколько десятков живописных полотен, а также целая коллекция арт-объектов, где главный акцент на «оружии мастера» — кисти. Я застала Юрия Леонидовича за изучением ювелирного изделия — «Божьей коровки», выполненной по его эскизам из белого золота и эмали. «Это еще одно направление, которое мне интересно. Ко мне обратились за дизайном серии брошей и вот уже готово несколько изделий. Каждое из них простое, но в тоже время, со своей изюминкой. В божьей коровке необычное брюшко и лапки», — делится Купер, не отпуская из рук брошь, как-то по- особенному нежно и, в тоже время, критически изучая ее. Даже в этом, маленьком фрагменте, можно сразу увидеть всю величину мастера — где идет постоянная работа, оттачивается до совершенства все, над чем он занимается. «СП»: Сейчас в мастерской можно увидеть несколько картин в основе которых обычное поле, где растет трава. Причем, сама трава настоящая, она особым способом приклеена. — Да, это особая техника — вначале к холсту приклеивается трава, а затем идет работа кистью. Люблю писать банальные предметы, не какой-то замысловатый орнамент или выдумку, а максимально приближенное к человеку творчество. Я люблю, когда все просто и элементарный предмет вдруг становится «нарядностью», радует глаз и вызывает положительные эмоции. Я пишу то, что вижу вокруг. Например, у меня была мастерская в Нормандии, где за воротами в огромном поле росла трава и я часто её видел. Так и начал ее писать. «СП»: В прошлом году в Новой Третьяковке прошла ваша выставка «Сфумато». Там были представлены работы разных лет. Меняется ли со временем ваше отношение к ранним работам? — Конечно. Но дописать и изменить работы мне никогда не хочется. Все происходит так — я начинаю работу над картиной и в определенный момент понимаю, что надо остановиться, отложить ее. Параллельно занимаюсь другой картиной и по истечении нескольких лет, могу вспомнить по свои «запасники», возобновить работу над отложенным, привнося в них уже накопленный опыт. Так и получается, некоторые картины я уже забыл, а сейчас их увидел и мне они нравятся, интересны, хочется продолжить с ними заниматься, раскрыть их для себя заново и показать их миру. В Третьяковке были представлены произведения, которые я создавал с 1980-х годов. К сожалению, не смог привезти все полотна, которые написал раньше, когда жил в Европе. Многие из них до сих пор остаются в Женеве и во Франции. «СП»: В переводе с итальянского, Sfumato — исчезнувший как дым, в живописи — смягчение очертаний и фигур. Как-то в интервью вы сказали, что это «некий разговор о самом себе в живописи». — Мне очень нравится это направление, сюжеты в дымке. Как-то я был на Курильских островах, вот это состояние дымчатой природы завораживает, создается образ таинственности, неизвестности и в тоже время, манящей красоты. На таких картинах есть патина времени. Поэтому, солнечный пейзаж — яркий и четкий, я бы никогда не написал. «СП»: А что бы еще никогда не стали писать? — Я бы не стал писать батальные сцены или сцены, где занято много людей. Мне интересна личность, ее выражение, важен миг, когда ты останавливаешь взгляд и уже не можешь его оторвать — рассматриваешь детали, смотришь на них близко. «СП»: На ваших картинах вы редко изображаете людей. — Иногда я пишу портреты, когда их заказывают. Но мне интереснее писать фактуру — вещи старые, даже обветшалые, с историей. Выходит, людей тогда мне тоже надо писать старых и изможденных? (смеется) Но бывает усталость и от живописи и тогда меня увлекает архитектура. «СП»: Расскажите об этом, над чем вы сегодня работаете? — Архитектура многогранна и увлекательна. Сейчас я работаю, по заказу дочери президента Чечни, над проектом «Музей Корана». Сегодня это уже концепция целого комплекса, в центре которого будет расположен сам музей, он представлен в виде книги и окружен множеством объектов, которые также подчинены теме святого, писания. «СП»: Рассматривая видео комплекса, сложно от него оторваться. Все стены музея и объекты около него содержат выдержки из Корана, что в комплексе создает необыкновенный баланс высокой архитектуры и духовности. Когда этот будет представлен широкому зрителю? — Я готовлюсь к выставке, которая пройдет в столице Татарстана — в Казани, Музее-заповеднике «Казанский Кремль». Галерейщица Полина Аскери предложила мне сделать отдельную комнату, где в 3D формате будет демонстрироваться виртуальный эскиз этого комплекса. «СП»: Вы принимаете современный взгляд на искусство и, к примеру, не против NFT — направления? — Почему нет, мне интересно все новое, что дает возможность художнику раскрыться, дает вторую жизнь вечному искусству. «СП»: А какую картину вы бы первую передали в NFT? — Наверное, «Перо», которое украшает театральный занавес Мариинский- 2 (Новая Мариинка). Легчайшее, воздушное перо парит на тяжелом театральном занавесе и служит проводником зрителей в высокий мир театрального искусства. Перо уже стало настоящим символом Новой Мариинки. История его создания длинная — для этого занавеса я делал 15- 20 эскизов: с разными цветами и предметами — от маски до веера. Это была глубокая внутренняя работа и когда мы остановились на том, что будет перо, то и с ним было много вариантов — летящего, до «перо на воде» и так далее. То, что сейчас украшает театральный занавес — это моя гордость и плод кропотливой работы.