Если тебя никто не пытался убить, значит, ты не жил - «Общество»

«Однажды не в Америке» — книга Владислава Моисеева, которую в этом году выпустила Лаборатория «Однажды» и издательство «МИФ». История о том, как супруги Шерзод и Барно Турсуновы приехали из Ташкента в Россию гастарбайтерами и построили многомиллиардный бизнес. «Свободная пресса» публикует главу об Андрее Григорьеве, бывшем директоре Мытищинской ярмарки, где начинали свой путь герои книги. 90-е и начало нулевых глазами «авторитетного человека», которого мог бы сыграть Роберт де Ниро, но кто ж ему даст.

Андрей Станиславович Григорьев производит впечатление абсолютно счастливого человека. Он говорит размеренно и неторопливо, иронично относится ко всему происходящему, на его лице читается глубокое философское умиротворение. Возможно, это своего рода компенсация за очень беспокойную молодость, о которой сегодня напоминают лишь едва уловимые детали.

Андрею Станиславовичу за пятьдесят, но он до сих пор в отличной форме и выглядит моложе своих лет. Спортивное прошлое быстро выветривается только у безвольных лентяев, но это точно не про Григорьева. Он с каким-то особым ностальгическим смаком произносит слово «кент» в значении «соратник, друг, товарищ по бизнесу». А ещё о его прошлом периодически напоминает писк металлоискателей в аэропортах и супермаркетах. Просто у него в теле застряли две пули — одна в ноге, другая в голове, остальные три удалось вытащить. Эти пять выстрелов должны были прозвучать для него почетным похоронным залпом. Но сегодня бывший генеральный директор Мытищинской ярмарки Андрей Григорьев с улыбкой вспоминает об этом не самом приятном моменте своей жизни и даже не собирается никому мстить, хотя точно знает имя и фамилию того, кто этого заслужил.

— Если вас никогда не пытались посадить или убить, то стоит задаться вопросом, а были вы вообще на этом свете или нет? — говорит он. Еще Григорьев рекомендует, в случае, если вас пытаются расстрелять в упор, выпрыгнуть вперед на три метра и вытащить киллеру пальцем глаз. Возможно, это и не спасет вам жизнь, но смерть будет эффектной и запоминающейся.

История России для Андрея Григорьева четко делится на два этапа — при социализме и после него. При социализме он учился в школе и университете, успел поработать на заводе по производству железобетонных конструкций. Григорьев всерьез занимался яхтенным спортом и даже стал КМС. Он работал ремонтником, служил дьяконом в те времена, когда это еще не было модно, а в последние годы Советского Союза Григорьева с кентом позвали работать в школу, там нужны были учителя физики.

Когда страна вступила в фазу «после социализма», Григорьев со своим верным другом и соратником решили, что пора вспомнить спортивное прошлое. И они занялись морским частным извозом. Катали на яхте по Черному и Средиземному морям нарождающихся новых русских, которые уже успели заработать на развалинах СССР достаточно, чтобы позволить себе элементы красивой жизни. Капитан корабля Григорьев возил своих клиентов во Францию, Болгарию, Монако, там они спускали всю припрятанную в трусах валюту и меняли золотые цепи на выпивку. Григорьев с пониманием относился к причудам своих пассажиров. В одном из таких круизов он и познакомился со своими будущими начальниками и компаньонами, которые открыли ему дорогу в дивный мир раннего российского капитализма. А потом попытались её перекрыть с применением огнестрельного оружия.

Поначалу Григорьев с компаньонами занимались производством кондитерских изделий. Они привозили какао-бобы на одну известную украинскую фабрику и увозили оттуда конфеты с обертками, почти в точности повторяющими знаменитых «Мишек на севере» и «Котов в сапогах». Но под оберткой скрывалось не самое вкусное содержание: украинским кондитерам отлично удавалось пилить деньги, а со сладостями получалось значительно хуже.

Однажды Григорьев с компаньонами парились в бане. К ним в гости заглянули знакомые озеленители. Нет, это не зашифрованное обозначение какой-то нелегальной профессии, то были самые настоящие озеленители, которые вели в Москве работы по благоустройству. Хорошие, веселые ребята. А главное умные.

— Да что вы с этими конфетами возитесь? — неожиданно сказал один из них в пылу банной дискуссии, — вы вообще слышали, что такое оптовый рынок?

Григорьев ничего не слышал про оптовые рынки, на тот момент в Москве их от силы было несколько штук. У озеленителей на этот счет были более обширные познания. Они недавно выполняли подряд на ВДНХ, хорошо знали руководителей этой огромной и еще не перепаханной под тотальную торговлю территории. Им не составило труда познакомить с ними Григорьева и его товарищей.

В результате этого знакомства в 1994 году Григорьев поставил свой первый торговый контейнер на ВДНХ. Он продавал всякие растворимые напитки кислотных цветов, сладости и прочую условно-съедобную дрянь, торговать которой в те времена не считалось ни зазорным, ни противозаконным. Этот контейнер начал быстро обрастать соседними точками и превратился в большую экосистему. Дела пошли в гору и компаньоны решили искать новые площадки для строительства контейнерных рынков.

В то время на месте будущей Мытищинской ярмарки был большой пустырь, и ничто не предвещало возникновения здесь каких-либо форм жизни. Но Григорьев прозрел будущее, поставил на пустыре свою первую торговую точку со всякой мелочевкой и тем самым застолбил место. Земля тогда еще в дефиците не была. В дефиците были контейнеры, их катастрофически не хватало. Дошло до того, что он тормозил на дороге фуры и предлагал дальнобойщикам продать их товаровместилища, но они смотрели на него как на ненормального. В итоге удалось договориться с руководством одной железнодорожной товарной станции, и дело пошло.

Мытищинская ярмарка начиналась как продуктовый рынок. Но генеральный директор Григорьев с компаньонами не собирались на этом останавливаться и планировали расширять ассортимент. Вскоре на ярмарке появились запчасти и всё, что связано с автомобилями. Рынок буксовал, брыкался и словно не хотел расширяться в ассортименте. Но Григорьев был настроен решительно. Он выбрал ярмарку своей вотчиной, постоянно находился там и уп-о культивировал продажу строительных материалов. В итоге ему удалось расшевелить и эту отрасль…

Будни директора Мытищинской ярмарки были довольно однообразны. К нему постоянно прорывались на аудиенцию разные люди — в основном предлагали посидеть где-нибудь в ресторане и пообщаться. Мялись и пытались понять, как правильно предложить взятку, получить каких-нибудь преференций. А еще на рынке проходили перманентные государственные проверки с целью улучшения материального благосостояния представителей правопорядка. Милиционеры напористо требовали денег и обязательно еще чего-нибудь спиртного. Григорьева всегда удивлял этот факт: о’кей, почему хотят денег — это понятно, но зачем еще просить бутылку водки, если ты и так уже имеешь неплохую сумму в кармане? Возможно, в этом был какой-то непостижимый символизм. Со временем служители закона эволюционировали и уже сами угощали выпивкой, но денег всё равно хотели и много.

Сам Григорьев скромно описывает свои тогдашние полномочия так: «Я был простым администратором, который помогал людям развиваться и брал за это деньги». Директора ярмарки действительно интересовало не только зарабатывание налички — это было само собой. Григорьев внимательно наблюдал, как его подопечные развиваются, и расстраивался, глядя на то, что развиваться хотят не многие. Временами он приходил в немилость от того, что кто-нибудь не убрал за собой мусор или содержит контейнер в совсем уж антисанитарных условиях. Тогда Григорьев шел и закрывал точку, пока провинившийся не пересмотрит свое отношение к жизни и бизнесу. В глубине души он был созидателем и неподдельно страдал от недостатка фермента развития в окружающей среде. Родись он на пятнадцать-двадцать лет позже — наверняка выбился бы в серьезные венчурные инвесторы. Но в те времена такого слова не слыхали не только на Мытищинской ярмарке, но даже в Министерстве экономики РФ.

Однажды в числе злостных неплательщиков оказался хозяин рыночной парковки. Андрею Григорьеву это не понравилось, и он распорядился наказать проштрафившегося. В этот солнечный день сотрудники торговых точек пришли на работу, им нужно было открываться и ехать за товаром. Вот только ехать оказалось не на чем. Директор ярмарки попросил крановщика перекрыть большой бетонной плитой выезд с парковки, где стояли рабочие автомобили бизнесменов. Григорьев, как человек образованный и интеллигентный, воспользовался в данном случае метафорой: «Если ты не платишь за аренду, ты перекрываешь кислород развитию всей ярмарки и ответственность тоже несешь перед всей ярмаркой».

Через полчаса у администрации рынка стояла толпа армян, которые занимались грузовыми перевозками. Они понуро переминались с ноги на ногу, ворчали и нервно курили. Григорьева боялись как огня, и никто не решался пойти к нему в кабинет. Среди замурованных автомобилей стояла и «Газель» Турсуновых, которую они как раз недавно купили. Барно и Шерзод раньше никогда не видели Григорьева и слышали о нем только многозначительное «он человек авторитетный».

«Газель» была жизненно важным элементом рабочего цикла Турсуновых. За короткое время им удалось открыть несколько точек, торговля шла полным ходом — только успевай товар завозить. Барно и Шерзод уже давно подсчитали, что «Газель» приносила по 100 долларов в день — да, они и здесь высчитывали эффективность всего «производственного» цикла и понимали, что, сколько стоит до мельчайших подробностей.

Шерзод расстроенно смотрел на здание администрации и мнущихся у него армян. Барно же не скрывала своего возмущения.

— Как так? Неизвестно, когда этот тип заплатит за парковку, а кто вернет нам упущенную прибыль? — сокрушалась она.

— Ну, сходи к директору и спроси, — отвечал Шерзод.

Турсуновы всегда работали по схеме: Барно — боксер, Шерзод — тренер. Барно шла на ринг, Шерзод советовал из-за канатов. Он предложил жене несколько возможных коммуникативных стратегий в разговоре с директором рынка.

— Если он скажет: «А что это я должен только твою машину выпускать», — ты ответь: «Я тебе плачу аренду? Ко мне есть какие-то претензии как к арендатору? Моя машина в день по 100 долларов приносит. Если хочешь, плати мне эти деньги, и пусть она там стоит. Если нет — выпускай».

Барно, как Рокки Бальбоа, рванула к администрации ярмарки и с порога, вежливо, но напористо высказала всё, чему научил ее тренер. Григорьев был в нокдауне. Он явно не ожидал такой наглости. Но еще больше он не ожидал такого четкого делового подхода — ссылка на грамотно вычисленные 100 долларов в день сразила его наповал. Директор ярмарки слегка растерялся, потом улыбнулся и мягко спросил:

—Тебя как зовут?

— Барно.

— А откуда ты?

— Из Ташкента.

— Давно на ярмарке?

— Еще года нет.

— Ну ладно, — вздохнул Григорьев, — сейчас разберемся и выпустим твою машину.

Спустя несколько минут подъехал кран. Барно и Шерзод пошли на парковку, армяне гуськом за ними. Крановщику по рации передали, что нужно выпустить только одну машину и вернуть бетонную плиту на место. Крановщик поднял ее, Турсуновы уехали, а толпа армян безмолвно стояла, провожала их «Газель» непонимающими взглядами пока большую бетонную плиту ставили на место.

Так началась странная дружба Турсуновых и директора Мытищинской ярмарки. На первый взгляд, в ней было мало рационального: где он — большой воротила, практически небожитель, а где они — скромные торговцы отделочными материалами из солнечного Ташкента? Но Григорьеву были интересны эти наивные узбеки, которые, несмотря на всю свою наивность, росли от месяца к месяцу. Было в них что-то от новых времен, которые еще не наступили, но должны ведь когда-нибудь наступить. Еще вчера у этих людей был один обшарпанный контейнер, а сегодня уже точки на всех пролетах ярмарки, штат привезенных из Узбекистана продавцов и постоянно растущий оборот.

В том океане возможностей, который представляла собой Мытищинская ярмарка большинство обитателей медленно, но верно шли ко дну, очень немногие барахтались и считанные единицы были готовы выйти на сушу, чтобы эволюционировать в человека. В некотором смысле Григорьев был управляющим бизнес-акселератора. У него на рынке были полные контейнеры сомнительных стартапов, и он выбирал, кому из тысячи предпринимателей помочь, кто этого действительно заслуживает, кто окупит эту помощь и принесет в конечном счете дополнительный доход и самой ярмарке.

Как-то раз сосед Шерзода предложил ему перекупить у него контейнер. У Турсуновых на тот момент дела шли уже хорошо, они активно расширялись. За право пользования контейнером нужно было платить 2 тысячи долларов, но это была только базовая стоимость, установленная администрацией. Контейнеров по такой цене на всех не хватало, ждать новых поступлений приходилось долго, поэтому на ярмарке уже давно расцвел черный рынок торговых точек, люди перепродавали их друг другу с двойной наценкой и даже больше. В далекой перспективе выгоднее было не ждать своей очереди в администрации, а купить в два раза дороже. И Шерзод согласился. Правда, он договорился на двухмесячную рассрочку.

Всё тайное становится явным, и особенно подпольная торговля. Однажды Андрей Григорьев узнал о том, что за его спиной протекает такая бурная экономическая деятельность. Чтобы уничтожить перекупщиков как класс, он распорядился по одному и тому же контейнеру сделки проводить не чаще одного раза в год. Новое решение директора Мытищинской ярмарки как раз совпало со сделкой Турсуновых. Шерзод уже заплатил соседу половину суммы, но в условиях сложившегося форс-мажора документы в администрации рынка ему оформлять отказались. Сосед посмеялся и сказал, что теперь это не его забота — пусть выкручиваются как хотят, но денег он не вернет. Барно тут же вспылила и направилась прямиком к Григорьеву. Один раз она уже там была, теперь ей было не страшно.

— Вы не могли бы нам переоформить контейнер? Мы уже заплатили половину суммы, а нам не хотят оформлять бумаги, ссылаются на ваше распоряжение.

— А сколько заплатили? — спросил Григорьев.

— Да разве это важно? Давайте это останется тайной.

— Сколько заплатили? — повторил он строго.

— Четыре тысячи. Две отдали, две в следующем месяце.

— Ладно, веди его сюда.

Барно пошла искать соседа, нашла его и тот послушно поплелся в администрацию.

— Ты сколько за контейнер заплатил мне? — грозно спросил Григорьев.

— Две тысячи.

— Тебе сколько за него дали уже?

— Две тысячи.

— Вот и пошел отсюда. Контейнер переходит к Турсуновым. Оформляйте.

Турсуновых стали уважать и бояться. У них часто спрашивали, сколько они отстегивают Григорьеву за расположение. Никто не верил, что он не берет с них ни копейки. На ярмарку с завидной периодичностью приходили разнообразные проверки, но чаще всего мирные и бумажные. Случались и маски-шоу — вооруженные силовики устраивали облавы и парализовывали на рынке всё живое. Но Григорьев всегда ставил условие — чтобы узбеков не трогали.

Парадоксально, но Григорьев не только ничего не требовал взамен, но даже вкладывал в проект «Турсуновы» собственные деньги. Но не как инвестор, а скорее как банкир. Они зарабатывали, благодаря ему, он — благодаря им.

Однажды Барно и Шерзоду понадобился кредит — 20 тысяч долларов. Они хотели купить погрузчик. Турсуновы пришли в банк, там их спросили, что у них есть. Они честно рассказали про арендованные контейнеры. Разумеется, им покрутили пальцем у виска и отправили домой.

На выходе из банка расстроенные супруги-предприниматели встретили Григорьева. Он быстро понял, что у тех проблема и заставил обо всем рассказать. Турсуновы поведали ему о своем провале. Он сочувственно вздохнул, пожал плечами и сказал: «Ну, пойдемте». В своем кабинете он вытащил из сейфа 20 тысяч и отправил покупать погрузчик. Разумеется, это был не подарок. Григорьев назначил процент чуть выше, чем в банке, но всё равно это было выгодно. Без какой бы то ни было собственности, им никто бы не дал в кредит такие деньги. Хитрые Турсуновы воспользовались этой возможностью не только для того, чтобы купить погрузчик, но и чтобы отблагодарить своего покровителя, который категорически не принимал от них подарков и подношений. Они намеренно не возвращали ему эти двадцать тысяч досрочно, хотя могли это сделать легко уже через несколько месяцев. Григорьев никуда не торопился, и Турсуновы выплачивали свой долг еще несколько лет. Проценты благодарности, маленькая восточная хитрость.

Но кавалергарда век не долог. За свою насыщенную предпринимательскую жизнь Андрей Григорьев нажил уйму врагов, многим перешел дорогу, его хотели убрать, и время от времени это слово можно было трактовать по-разному.

Григорьев уже давно не волновался по поводу постоянного присутствия на орбите Мытищинской ярмарки всякого рода органов. Чаще всего они хотели чего-то хрустящего и зеленого. Но однажды органы захотели его самого. Всех предпринимателей вызывали в ГУВД и расспрашивали, сколько они давали Григорьеву. Тогда Шерзод позвонил ему и спросил, что говорить. Григорьев ответил: «Как есть, так и говори». На допросе следователь долго удивлялся и не верил: как так — все давали, а ты нет. То же самое интересовало и бывших компаньонов Григорьева, которые вдруг резко стали врагами.

Причина этой перемены была проста и закономерна. Время контейнеров прошло. В Москву потянулись крупные ритейловые сети — в основном иностранного происхождения («Ашан», «Икеа», «Мега»), но иногда и отечественного («Твой дом», «Крокус-Сити»). МКАД стал обрастать крупными мегамоллами, которые скупали привлекательные участки земли под застройку, не торгуясь. Партнеры Григорьева решили выйти в кэш, оставив его самого за бортом.

— Я быстро понял, к чему они клонят, и успел зарегистрировать на себя «участок государственной границы», — смеется спустя 15 лет бывший капитан, директор и просто ярчайший представитель своей эпохи. Под «границей» он имеет в виду ключевой участок земли, единственную возможность выезда на трассу с территории ярмарки. Без этого участка империи Араза Агаларова, которая решила построить на месте ярмарки мегамолл, земля компаньонов Григорьева была даром не нужна.

Кроме того, в качестве гарантии справедливого развода с бывшими партнерами директор ярмарки удерживал в заложниках некий финансовый «депозит». Это было приглашение к переговорам, но бывшие соратники сделали правильные выводы не сразу.

Конец этой истории вы знаете. Соратники восприняли случившееся как объявление войны, попробовали решить проблему устаревшими методами и если бы не умение Григорьева прыгать с места на три метра вперед с растопыренными пальцами — у них бы всё получилось. Пяти пулевых ранений оказалось недостаточно, бывший директор ярмарки все-таки взял свое в твердой валюте. Сегодня он живет в режиме сохранения капитала, прекрасно себя чувствует и часто пересматривает свой любимый фильм «Однажды в Америке». Он и сам очень похож на мудрого, постаревшего Лапшу в исполнении Роберта де Ниро, который знает, кому мстить, но уверен, что мусоровоз справедливости всегда приходит неотвратимо и незачем ему помогать. Вот только каждый раз, когда на экране появляются титры, Григорьев задается вопросом — о чем была эта жизнь? О большой дружбе, которая всегда приходит под руку с предательством? Или о том, как один конченный наркоман обкурился опиума и увидел сон, который ему уже никогда не прожить наяву.