Каждый десантник обязан совершать парашютные прыжки — это аксиома. Тут нет различий, будь это командующий ВДВ или трубач полкового оркестра, для которых предусмотрены специальные мешки под музыкальные инструменты при десантировании. И голубой берет и тельняшка с голубыми полосками новобранцу выдается лишь после совершения трех первых прыжков с парашютом. Звание десантника нужно заслужить испытанием небом — наполнил купол воздухом, значит ты свой.
В военкомате все храбрые — хочу служить в ВДВ, но когда дело доходит до десантирования из самолета с парашютом, даже здоровяки начинают откровенно дрейфить перед тем как сделать тот самый шаг за борт самолета. Тренировки на земле, где отрабатывается на тренажерах тот самый отсчет: «501, 502, 503, кольцо — купол!», на высоте в 800 метров становятся настоящим испытанием на мужество. Кто-то откровенно дрейфит, но в десантных войсках, как и в армии, есть правило: «Не можешь — научим, не хочешь — заставим».
— Отказников при первом прыжке бывает один человек из десятерых, это нормальное чувство самосохранения у молодых парней, — рассказывает офицер запаса, мастер спорта парашютного спорта Александр Апрельский. — И задача выпускающего, а это, как правило, замкомроты по ВДП (воздушно-десантная подготовка), десантировать всех, кто находится в самолете или вертолете. Отказник — это проблема, приходится сажать самолет, получать нагоняй от начальства за отсутствие морально-психологической подготовки подчиненного, переводить бойца в сухопутные подразделения. Проще его просто вытолкнуть за борт — прибор открытия все равно сработает через три секунды и купол сработает на открытие. Вот стоит такой лось в проеме двери Ан-2, уперся ногами и руками и орет от страха, а площадка десантирования уже внизу и командир самолета уже включил «ревун» на отделение. Метод использовался жесткий, но простой. Удар ногой сзади между ног — руки парашютиста опускаются, остается дать пинок в зад, чтобы «тело» ушло в свободный полет. Уже потом, на земле, спрашиваешь: «Почему выкобенивался? Почему не прыгал?» А он, счастливый, говорит, что ничего не помнит и, мол, сам совершил прыжок и готов хоть сейчас на второй.
Наверняка у каждого десантника сохранились в памяти ощущения от первого прыжка с парашютом — это воспоминания на всю жизнь, покруче чем первый поцелуй с одноклассницей. Из личного тоже есть что вспомнить.
Дело было в далеком уже 1984 году, когда я, военный журналист, прибыл в дивизионную газету 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии. После официальных представлений меня, как это тогда водилось, «командировали» в ближайший продмаг. И когда пересекал небольшой плац штаба дивизии, то не обратил никакого внимания на проходящего метрах в десяти полковника и не поприветствовал его.
«Лейтенант! — голос был с негромкой хрипотцой, но от него почему-то сразу побежали мурашки по спине и я резко развернулся. — Ко мне!»
Худощавое лицо с тонкой ниточкой светлых усов, прищуренные хищные глаза, безупречно сидящая форма — прямо белогвардейский офицер из фильмов про Гражданскую войну. «Здравствуйте», — я чуть было не протянул ему руку, но осекся от взгляда, в котором читалось необыкновенное презрение.
«Почему без знаков? Где «Гвардия», где знак парашютиста?
«Так я первый день как приехал! «Гвардию» не вручали, а с парашютом я вообще ни разу не прыгал, — я скосил глаза на свой «ромбик», который сиротливо висел на груди.
«Может, у вас, товарищ лейтенант, еще и носки белые?»
Носки и правда, в угоду тогдашней моде, были не уставного, а именно белого цвета, что я и продемонстрировал строгому офицеру.
«Начальника разведки ко мне!» — рыкнул полковник.
Не прошло и минуты, как к полковнику бежал капитан Пузанков — замначальника разведотдела.
«Вот это, — не глядя на меня, процедил полковник, — завтра выбросить с парашютом. Вручить «Гвардию» и «перворазника».
Облитый презрением, я для него больше не существовал, он даже не устроил мне разнос, которого достоин был только настоящий десантник.
На следующий день командир дивизионной разведроты гвардии капитан Саша Хабаров в соответствии с приказом «выкинул» меня из самолета. Мне вручили знаки и посвятили в десантники, отбив мягкое место, как и положено, «запаской» — запасным парашютом. После этого я влюбился в открытое небо и совершил еще более 150 прыжков.
А суровый полковник — замкомдива Александр Чиндаров, уже ко времени нашего знакомства имел в армии огромный авторитет: орден Красной Звезды даже в Афгане получить было непросто. Позже, в 1994-м, будучи замом командующего ВДВ, генерал-лейтенант Чиндаров отказался штурмовать Грозный, заявив, что ему нужно две недели на подготовку: необученных солдат он в бой не бросит. За это его уволил из армии тогдашний министр обороны Павел Грачев.
Спустя время, общаясь с Чиндаровым по телефону, я спросил, помнит ли он меня. Александр Алексеевич замялся, мол, много вас, лейтенантов, через меня прошло. «Белые носки», — подсказал я. «А, конечно помню! Ты мне за всю службу один такой попался!» — и в его голосе была то ли радость узнавания, то ли сожаление, что не вкатил мне тогда по полной десантной программе.
А на вопрос десантнику, мол, сколько раз прыгал, каждый из них ответит: «Прыгают в армии с кровати, а в ВДВ совершают парашютные прыжки!»