Почему Идлиб стал точкой столкновения России и США - «Новости Дня»

Ситуация вокруг сирийского Идлиба, где образовался рассадник терроризма, может усугубиться, если бездействие продолжится. Так пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков ответил в четверг на вопрос о связи объявленных учений наших ВМФ и ВКС в Средиземном море с обстановкой в Сирии. «Скажем так, повышенные меры предосторожности вполне оправданны и обоснованны», – заметил Песков. Ранее в четверг представитель МИД Мария Захарова сообщила: боевики, контролирующие Идлиб, готовят очередную провокацию – инсценировку атаки сирийских правительственных войск с применением химоружия. «Туда же прибыли, угадайте кто – так называемые «Белые каски», – цитирует Захарову ТАСС. Ранее появилась целая серия сообщений о том, что США могут нанести беспрецедентный по силе ракетный удар по Сирии в ответ на инсценировку химатаки, ответственность за которую западная коалиция возложит на «режим Асада». Накануне глава МИД Сергей Лавров констатировал: Вашингтон «нагнетает страсти» вокруг сирийского Идлиба, несмотря на то, что у Дамаска не может быть химоружия, поскольку США и Франция его уже уничтожили. Эту позицию донес до американских партнеров посол России в США Анатолий Антонов. Встречу с представителями Госдепа он назвал конструктивной. При этом накануне глава пресс-службы Госдепартамента Хезер Науэрт заявила, что Соединенные Штаты «на многих уровнях» выразили обеспокоенность российской стороне по поводу проведения «любых возможных наступательных операций» в Идлибе. Почему именно ситуация в Идлибе стала ключевой в сирийской тематике на переговорах России и США? Как на происходящее реагируют другие региональные игроки, главным образом Турция? И удастся ли России довести до логического завершения начатую три года назад операцию, рассказал председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов. – Федор Александрович, почему США так резко реагируют на планы Башара Асада вернуть Идлиб? – Тут дело не конкретно в Идлибе, а в том, что это последний крупный анклав не под контролем Дамаска. Туда стеклись все силы, которые уходили с других территорий, постепенно переходивших под контроль сирийской армии. Решение вопроса с Идлибом будет означать окончание большой военной фазы сирийского конфликта. От того, каким образом будет решен этот вопрос, зависит дальнейшая расстановка сил в сирийском вопросе. США явно не с руки вмешиваться в эту ситуацию, но им важно показать, что они в игре и остаются ведущим фактором в сирийской коллизии. А поскольку со своей стороны Россия тоже демонстрирует решимость и немножко играет мускулами, то сложилась классическая ситуация соперничества двух больших парней, которым нужно показать, что важные вопросы решаются не помимо них. Для Трампа важен вопрос престижа. Это всегда так было, что Америка должна быть самой сильной и все это должны понимать и не забывать. Поэтому и наносились эти удары, что в 2017-м, что в 2018 году, за которыми ничего не следовало. Удар для него самоценен – просто чтобы все помнили, кто здесь самый крутой. – То есть все дело в политическом пиаре американцев? – Я бы не назвал это пиаром. Это абсолютно нормальная часть международных отношений на протяжении всей истории. Престиж и статус – это материальные вещи международной политики. Это не просто разговоры. От этого зависит сила воздействия. Ничего удивительного в том, что делают США, нет. К сожалению, для сирийского процесса это означает элемент деструкции, но с этим ничего не сделаешь. Выпады без последующих действий – это напоминание о позиции. – А сам факт того, что Асад вернет контроль над Идлибом, не так беспокоит США? – Дело не в контроле над Идлибом. А в том, как относиться к факту, что Асад остался. Фактически с этим все смирились, потому что нравится это многим участникам кризиса или нет, но при помощи России и Ирана Асад эту войну, в общем-то, выиграл. А раз выиграл, то ставить условием урегулирования уход Асада бессмысленно. С такой серьезной поддержкой извне Асад настолько укрепил свои позиции, что этот вопрос снят. Американские лозунги о том, что Асад – кровавый палач, продолжат звучать. Но фактически эту тему сняли еще при Обаме. Трамп вообще об этом никогда не говорил. Сирия ему малоинтересна. Ему интересна безопасность Израиля. Здесь Москва очень четко дала понять, что готова к конструктивному разговору. В идеале Россия хотела бы добиться нейтралитета США. То есть мы понимаем интересы Израиля, а Америка просто может говорить все что угодно, но в общем не вмешивается. – То есть все эти разговоры про инсценировку химатаки и ракетный удар – это скорее политическая игра? – Я не знаю, насколько эта игра неспособна превратиться в реальную. К сожалению, часто бывает, что когда ты начинаешь играть всерьез, то в какой-то момент надо подтверждать свои игровые заявления. Я бы не исключал удара, тем более администрация Трампа уже дважды демонстрировала, что Штаты легко могут это делать. Но, с другой стороны, это элемент психологического противостояния: и с нашей стороны – с этими превентивными предупреждениями о готовящейся провокации – и с американской – с демонстрацией решимости нанести удар. – Какие у американцев есть возможности, помимо ракетного удара, повлиять на ситуацию вокруг Идлиба? – Наверное, могут быть скрытые формы поддержки по линии разведки и т.д. Но это все-таки не решающий фактор. Именно удар все очень осложнил бы для России с психологической точки зрения. Если мы это глотаем, получается, что мы должны признать право американцев делать все, что хотят. – Какие контрмеры должна принимать Россия в этой ситуации? – Предупреждение о готовящейся провокации – это одна из контрмер. Но у России, в отличие от США, есть одно преимущество, которое нам обычно несвойственно. У России есть четкое понимание того, что она хочет в этом конфликте. Это если не стратегия действий, то очень хорошо продуманная тактика. Если мы посмотрим на действия России за последние три года, то можно снять шляпу перед целеустремленностью и продуманностью всех этих действий. Это не только применение военной силы и работа с Дамаском, который партнер сам по себе очень тяжелый, но и кропотливое дипломатическое сопровождение, решение массы тонких и скользких вопросов с Турцией, Израилем, Ираном и арабскими государствами Персидского залива. Это образцово-показательный комплексный подход по решению сложнейшего международного кризиса. Идлиб – это последний акт этой фазы. После него тоже будет сложно, но это будет другой контекст. Поэтому России надо продолжать делать то, что она делала. За эти годы она накопила уникальный опыт того, как надо вести себя в Сирии. Такого нет ни у кого. – А в чем значение Идлиба для Асада? – Асаду надо окончательно показать, что он установил контроль над большей частью Сирии. Это действительно последний анклав, куда стеклись все боевики. Мы помним зоны противостояния, когда в какой-то момент российская армия вместе с сирийцами открывала коридор для боевиков, чтобы они могли уйти. Это помогало избежать кровопролития и затягивания освобождения территории. И они уходили последовательно в разные места. Сейчас таким местом остался только Идлиб, который кишит разного рода деятелями. И главный собеседник России здесь – Турция. В Идлибе много группировок, которые всегда находились именно под турецким патронажем. Для Турции это принципиальный вопрос. Реджеп Тайип Эрдоган не может просто поставить крест на тех, кого он поддерживал. Это морально-политически очень нехорошо. Но куда их деть? В значительной степени это вооруженные исламисты, радикалы. Не брать же их на территорию Турции. Поэтому здесь главный разговор ведется между Москвой и Анкарой, а также Тегераном. На 7 сентября назначены переговоры на высшем уровне в этом треугольнике. – То есть одна из ключевых ролей именно у Турции? – Это очевидно. Самое интересное, что Россия дипломатически проявляет тонкость и изощренность. Турция находится в тяжелом положении в связи со своей сирийской политикой. Эта политика полностью провалилась, когда в 2011 году Эрдоган вдруг совершил полный разворот и от своей личной дружбы с Асадом перешел к позиции, что этот палач должен уйти. Ставка сыграла наоборот, и теперь Турция старается вырулить из этой ситуации. И Россия подталкивает ее к этому, аккуратно помогает ей, потому что, если не позволить Турции решить этот вопрос, то нам же будет хуже. – Какие вы могли бы дать прогнозы развития ситуации вокруг Идлиба? – Как минимум есть угроза начала широкомасштабной военной операции сирийскими силами при поддержке российских ВКС. Плюс начнется интенсивная работа с Турцией, чтобы договориться минимизировать потери и всем сохранить лицо. Это работа на местах с группировками, чем российские военные занимаются с момента начала своего присутствия в Сирии. Есть шанс договориться о щадящей схеме без массированной военной операции. Есть понимание, что если не будет договоренности, тогда Идлиб превратится в зону боевых действий. Для России это тоже не очень хорошо, потому что поднимется гигантская волна возмущений российской военщиной. Это не смертельно, но ничего хорошего в этом нет. Я бы осторожно предположил, что будет найдено какое-то взаимоприемлемое решение.