«Некурортный роман» и семь счастливых семей - «Культура»

Спектакль-вербатим на большой сцене МХАТ им. М. Горького, безусловно, — событие, хоть и предсказуемое, учитывая, что режиссер и худрук театра Эдуард Бояков в свое время стоял у истоков жанра в России, много вербатимов сделал в полуподвальной своей «Практике» и даже придумал вместе с Михаилом Угаровым и Еленой Греминой видовое русское название — Театр. Doc. На русской почве вербатим пережил кризис возраста — политиканство, чернуху и, наконец, обретает мудрость и традицию на сцене нацтеатра. «Я поняла: то, что сейчас называется вербатимом, у Станиславского называлось «Наблюдение», «Работа над образом», — делится актриса Лидия Кузнецова, одна из «Семи счастливых жен» (так первоначально назывался спектакль). Что ж, вспомним экспедиции отцов-основателей театра на Хитровку, в деревенскую глубинку. Нынче — Сочи, где на фестивале Юрия Башмета спектакль был впервые показан сочинской публике. И успешно. Откровенный диалог семи женщин разного возраста и племени, местных и понаехавших, поданный в формате непринужденной болтовни во время кулинарного шоу, с живой музыкой и песнями вызывает в памяти известный фильм Франсуа Озона. Правда, 8 француженок - благополучные стервы, доводящие до самоубийства своего благодетеля. А русские — горемычные дуры, и сердечные бабы, готовые бежать сломя голову в поисках скачущих коней и горящих изб. В обоих случаях мужчина скрыт, если не считать ведущего шоу, и прочей реалити-команды, создающих эффект «предлагаемых обстоятельств». Из которых женская семерка дружно выпадают во «вневременье», (меткое замечание режиссера Сергея Глазкова). Техническая заминка — слово за слово и начинает звучать «симфония» из историй разной длины. Самая длинная — у разменявшей трех мужей старушки Евы. Самая короткая — у девчонки Маши. Бедная Ева пережила столько, что ее подробного, ничего не упускающего монолога, кажется, хватит на партию старухи Анны из Распутинского «Последнего срока». Она уверена: все, что пережито — данное Богом испытание за кусочек счастья на склоне лет. Напротив, Маша — без пяти минут невеста. На ее веку лишь цепочка голосовых сообщений от Него. Вопрос — стоит ли вообще вступать в эту зыбь под хэштегом «любовь», решается у нас на глазах, правда, одного мужского голоса (Николай Коротаев) хватает, чтобы взбаламутить всю прекрасную половину зала. О том, что непридуманные истории круче самых фантастических сюжетов, говорят все, кто когда-либо имел отношение к вербатиму. Но для сочинских историй это — ничего не сказать. Эти истории не только закрутили вокруг себя команду из 6 драматургов, 2 режиссеров и 7 актрис и мгновенно связались в спектакль, но и обнаружили — пусть и не без профессиональной помощи драматургов — Елены Исаевой, Владимира Забалуева, Дениса Ретрова — серию мифологических аномалий. Ну, разве бывает в жизни так, что ты вынимаешь из петли бедолагу мужа, чтобы потом угодить в разделочный цех на мясокомбинат? Или беспечно радуешься новеньким банковским пачкам, чтобы потом остаться наедине с разбитым наркотой и «паркинсоном» существом? Нужно ли специально сделаться понтовой львицей на лабутенах, чтобы оказаться «в пролете» с ногами «пополам»? Умилиться всученному потеряшкой-отцом чебурашке — чтобы чебурахаться до конца жизни с человеком-зверем? Родиться в войну, чтобы всю жизнь бегать от мужниной рукопашной? На большом экране — нарочито-провинциальные портреты-граффити героинь выглядят татуировками судьбы. Песни-шлягеры, дымящиеся плиты балансируют на грани попсы и ритуала. Технические неполадки и провокационные смски одинаково побуждают Анну Галинову, Ларису Некипелову, Елизавету Захуренко, Алику Смехову, Алису Гребенщикову и Лидию Кузнецову говорить и выговариваться до пригорания блюд. «В вербатиме, — говорит драматург Анна Гейжан, — ты не формулируешь простых вопросов, а очень мягко, аккуратно направляешь героиню в ее монологе». Каждая история и действо в целом медленно и верно разворачивается в сторону счастливого финала. И сам вербатим выходит из несчастья как «ложной зоны комфорта» (слова драматурга Ивана Шипнигова). И город Сочи-темные ночи, становится точкой переформатирования, «городом-вдохом». Читайте также Феномен «Внутри Лапенко»: Новое русское искусство про добро и любовь Александр Пелевин о проекте «Внутри Лапенко» и о «палимпсесте из обгоревших или истлевших смыслов» «Апология семьи, утверждение идеи божественности семьи особенно важны на фоне гендерного размывания, происходящего в современном мире. Современная семья сталкивается с диким количеством вызовов, и то, что в российском мегаполисе мы нашли семь счастливых семей, для нас очень значимо», — комментирует ситуацию режиссер и худрук Эдуард Бояков. Действительно, выход вербатима на большую сцену в нарочито яркой, попсовой упаковке - знак универсальности ситуации. Музыкальные маркеры - песня фольклорная и авторская (специально написанная для самой молодой героини Кузьмой Бодровым), «Бесамемучо» и хит группы «Виа Гра». И на этой площадке неизбежно столкновение «Некурортного романа» с феноменом новой драмы на массовой сцене — песнями Шнура. Разница — не только в «чакрах»: «Простая жизни суть» и знаменитое «На лабутенах» активизирует нижние, витальные «Некурортный роман» — верхние, сердечные. Очевидно, что русская женщина без семьи — никуда. Русский путь — никуда без мечты, и русский сарказм неизбежно сменится русским сантиментом. Однако до уровня Шнура придется подрасти. А пока в арсенале МХАТ им. Горького растет количество спектаклей о семейных отношениях — горькие «36 часов из жизни одинокого мужчины», безумная «Парикмахерша», нервные «Сцены из супружеской жизни», а теперь еще вот — трогательный «Некурортный роман». Кино и театр Ученые рассказали, какой фильм оказался самым страшным Скончалась актриса Ирина Скобцева Назван самый популярный новый сериал года Российский сериал «Эпидемия» вошёл в топ-100 самых популярных телепроектов мира Все материалы по теме (2179)