16 мая 1972 года дело об отъезде Иосифа Бродского из Советского Союза было окончательно решено. За день до этого поэта попросили сдать паспорт и приготовиться покинуть свою родину. Как началось давление на Бродского, что он считал своей работой и почему отказывался критиковать СССР — в материале RT.
«Трутень и предатель»
12 мая 1972 года Иосиф Бродский, поэт и переводчик, сидел в отделении ленинградского ОВИРа. Перед ним лежала стандартная форма обращения за разрешением выехать за границу. У Бродского уже было условное приглашение в Израиль: в конце 1960-х им обзавелись многие потенциальные репатрианты. Представители власти предложили поэту наконец воспользоваться этой возможностью. Иначе говоря, ему настоятельно рекомендовали покинуть СССР добровольно.
Это был последний этап дела Бродского, которое в широком смысле началось ещё в 1963 году — со статьи, подписанной Иониным, Лернером и Медведевым. В тот год, 29 ноября, в газете «Вечерний Ленинград» появился своего рода фельетон-донос под названием «Окололитературный трутень». Бродского обвиняли не только в отсутствии литературного таланта — как утверждали авторы статьи, поэт является тунеядцем и даже «вынашивает планы предательства».
«Здоровый 26-летний парень около четырёх лет не занимается общественно полезным трудом. Живёт он случайными заработками; в крайнем случае подкинет толику денег отец — внештатный фотокорреспондент ленинградских газет, который, хоть и осуждает поведение сына, но продолжает кормить его, — заключали авторы фельетона. — Бродскому взяться бы наконец за ум, начать наконец работать, перестать быть трутнем у родителей, у общества. Но нет, никак он не может отделаться от мысли о Парнасе, на который хочет забраться любым, даже самым нечистоплотным путём».
«Кто причислил вас к поэтам?»
В 1964 году тема поэтического творчества Бродского и его тунеядства всплыла вновь — на сей раз в суде. Во время одного из заседаний была упомянута и эта газетная публикация.
«Статья Лернера была лживой. Вот единственный вывод, который я сделал. Я не считаю себя человеком, ведущим паразитический образ жизни. Там только имя и фамилия верны. Даже возраст неверен. Даже стихи не мои. Там моими друзьями названы люди, которых я едва знаю или не знаю совсем», — отвечал поэт на вопросы судей.
Стоит отметить, что большинство стихов, приведённых в злополучной статье, действительно не принадлежали Бродскому. А немногие написанные им слова были перевраны. «Люблю я родину чужую», — эту цитату авторы привели как пример антисоветских настроений поэта. Между тем у Бродского эта строка выглядела совершенно иначе. «Люби проездом родину друзей… Жалей проездом родину чужую», — вот какие строки обрамляли его стихотворение 1961 года.
Ко времени начала судебного процесса талант Бродского уже успели признать в профессиональных кругах. Высоко оценивала его переложения зарубежной поэзии поэтесса Наталья Грудинина, более 10 лет руководившая работой молодых переводчиков. Не говоря уже о лестных отзывах Анны Ахматовой и Корнея Чуковского. Тем не менее 18 февраля началось первое заседание по делу Иосифа Бродского — то ли поэта, то ли тунеядца. Сам он утверждал, что стихи и переводы — это и есть его работа и что он надеялся их напечатать. Однако суд такое оправдание не устраивало.
«А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?» — спрашивали у Бродского, силившегося вспомнить, какие именно его стихи были изданы и какие договоры с издательствами заключены.
Литераторы против судей
По итогам заседания поэта направили в психиатрическую больницу, где врачи дали заключение, что никакие отклонения не могли помешать Бродскому продуктивно работать — было бы только желание. Однако ни на одном из своих рабочих мест — фрезеровщика, члена геологической экспедиции и многих других — подсудимый не задерживался надолго. Вместо нормальной работы, отметил суд, Бродский почему-то занимался стихами.
На втором заседании обвинение уже не брезговало никакими аргументами. Перевод по подстрочнику, а не с языка оригинала, нежелание издавать стихи, частая смена работы — всё это, как утверждалось, свидетельствует о тяге к безделью. Пошли в ход и подробности его частной жизни: поэта обвинили в недостаточной заботе о родителях. Речь зашла о временах, когда Бродскому дали отсрочку от армии. Отец его лежал после инфаркта, и Иосиф остался в Ленинграде как единственный кормилец в семье. Суд же решил, что кормильцем такой сын быть не может. Кроме того, звучали обвинения, что поэт якобы вёл переговоры об издании сомнительных произведений за рубежом. А Смирнов, начальник ленинградского Дома обороны, даже усмотрел в творчестве поэта антисоветские настроения.
Обвинение получило веские основания применить к Бродскому административное наказание за тунеядство. Суд вынес обвинительный приговор: 5 лет принудительных работ — и поэт был отправлен в село Норинское Коношского района Архангельской области.
В это время его коллеги по цеху начали борьбу за возвращение Бродского в Ленинград. Ахматова, Чуковский, Паустовский, Маршак, Шостакович и многие другие известные люди при поддержке зарубежной общественности призывали власти освободить поэта. И они добились своего. Вот только изданию стихотворений Бродского они помочь не смогли. Печатать молодого поэта никто не хотел, а в тех редких случаях, когда одобрение на публикацию удавалось получить, Бродский мог и сам сорвать дело. Так, по воспоминаниям Евгения Евтушенко, поэт однажды не согласился с редакторской правкой, и в журнале «Юность» так и не вышли 8 его стихотворений.
Во плоти или на бумаге
Снова столкнулся с советской властью поэт уже в 1972 году. В пятницу, 12 мая в ОВИРе он подписал своё условное прошение о разрешении на выезд за границу, а в понедельник его уже попросили сдать паспорт. 16 мая начался отсчёт дней до отъезда. В случае отказа поэту угрожали, что для него настанут «весёлые времена»: видимо, власти имели в виду заключение в тюрьму или отправку в психбольницу. Дело было решено: Бродский выбрал отъезд из страны, надеясь, что когда-нибудь сможет вернуться или хотя бы перевезти к себе родителей.
Поэт не хотел уезжать, пытался тянуть время. Но теперь у него не было даже паспорта.
В июле 1972 года, после поездки в Вену и Лондон, он уехал в Америку. Там 32-летнему литератору предложили преподавать в Мичиганском университете. Америка к поэту отнеслась очень благосклонно. Он путешествовал, устраивал мастер-классы по стихосложению, читал лекции о поэзии. В США поэт достиг известности и в 1987-м получил Нобелевскую премию.
В 1980-м году, когда Бродский получил американское гражданство и отметил своё сорокалетие, он написал стихотворение, в котором подвёл в каком-то смысле итог своей жизни.
«С высоты ледника я озирал полмира, / Трижды тонул, дважды бывал распорот. / Бросил страну, что меня вскормила. / Из забывших меня можно составить город», — писал поэт.
За границей общественность не одобряла его нежелания критиковать Советский Союз. Бродский же отвечал, что своё отечество ему винить не в чем. В том же стихотворении 1980 года он говорит: «Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной. / Только с горем я чувствую солидарность. / Но пока мне рот не забили глиной, / Из него раздаваться будет лишь благодарность».
С таким же настроением он в 1972-м уезжал из Ленинграда. Поэт, по слухам, названный Иосифом в честь Сталина, перед отъездом из СССР писал Брежневу: «Мне горько уезжать из России. Я здесь родился, вырос, жил, и всем, что имею за душой, я обязан ей. Всё плохое, что выпадало на мою долю, с лихвой перекрывалось хорошим, и я никогда не чувствовал себя обиженным Отечеством. Не чувствую и сейчас. Ибо, переставая быть гражданином СССР, я не перестаю быть русским поэтом. Я верю, что я вернусь; поэты всегда возвращаются: во плоти или на бумаге».
Уже после получения Бродским Нобелевской премии его постепенно начали издавать в России. Чуть позже ему неоднократно предлагали вернуться на родину — хотя за считаные годы до этого власти страны не пустили родителей поэта к больному сыну и не разрешили Иосифу проводить в последний путь сначала мать, а потом и отца. По рассказам знакомых, Бродский боялся вновь ступить на родную землю. Из-за своих раздумий и сомнений он так и не вернулся в Россию. Поэт Иосиф Бродский скончался в Нью-Йорке в 1996 году.