Путин отвел Евросоюзу десять лет - «Политика»

В России с тревогой наблюдают за происходящим в Европейском союзе на фоне Brexit, поскольку за Великобританией «на выход» могут в будущем последовать и другие страны. А Россия в лице ЕС заинтересована «в предсказуемом и понятном партнере».

Об этом президент РФ Владимир Путин заявил на инвестиционном форуме «Россия зовет!».

По его словам, противоречия внутри Евросоюза появились «из абсолютно конкретных вещей». Поэтому на Британии распад ЕС, скорей всего, не закончится.

Приблизительно к 2028 году, прогнозирует российский лидер, некоторые страны Восточной Европы, входящие в ЕС, достигнут такого уровня экономического развития, что уже не будут зависеть от финансовой подпитки Брюсселя, но и платить в «общий котел» не захотят. В связи с чем, нет гарантии, что «там не возникнет таких же мыслей, как и у самой Великобритании сегодня». То есть, о выходе из Союза…

Недовольство британских налогоплательщиков тем фактом, что значительная часть их средств «уходит на поддержание штанов тех, кто пока не достиг определенного уровня экономического развития», во многом стало одним из движущих факторов Brexit, напомнил Путин.

Но это, скорее, вызывает у Москвы озабоченность, чем удовлетворение. Поскольку Евросоюз остается крупнейшим торгово-экономическим партнером России.

«Значительная часть наших золотовалютных резервов в евро номинированы. У нас, несмотря на падение торгового оборота после различных санкционных решений — торговый оборот упал, он сейчас где-то под 300 миллиардов, а был 450 миллиардов — но все-таки он растет. И Евросоюз для нас — крупнейший торгово-экономический партнер. Поэтому мы заинтересованы в том, чтобы все сохранялось и эффективно функционировало», — отметил российский президент.

Однако президент прав и в том, что экономика ряда стран бывшего соцлагеря развивается в последнее время весьма успешно. У той же Польши, Чехии и Венгрии ежегодный рост ВВП составляет от 3% до 5%, а крупнейшие экономики Германии и Франции дают максимум один-два процента.

Но могут ли, действительно, экономические успехи государств Восточной Европы спровоцировать распад Европейского союза?

— Если президент озвучивает подобные прогнозы, значит, под этим есть серьезные аналитические разработки, которые ложатся на стол руководству, — комментирует ситуацию заведующий отделом европейской безопасности Института Европы РАН Дмитрий Данилов. — Но, как мне кажется, очень сложно экстраполировать сегодняшние темпы роста тех или иных стран по экспоненте на среднесрочную и, тем более, на долгосрочную перспективу. Нужно смотреть конкретно, с чем связаны эти темпы роста.

И здесь не все так просто.

На самом деле, есть серьезные проблемы внутри Евросоюза, которые, с одной стороны, связаны с тем, что изначально процесс интеграции в ЕС предполагал выравнивание экономических показателей (включая макроэкономические показатели, темпы роста и т. д.). Здесь как раз не так гладко и не все центрально- и восточноевропейские государства эти критерии исполняют.

С чем связан их сегодняшний рост? С долгосрочными и перспективными планами развития или наоборот, этот рост восполняет те дефициты, которые не были выбраны после вступления этих стран в ЕС?

Это очень серьезная тема, которая требует специальных исследований.

С другой стороны, при серьезном рассмотрении экономически разных скоростей внутри ЕС, возникает вполне закономерный вопрос: а насколько при сохранении такого разнопланового экономического движения и, соответственно, различающихся интересов, ЕС может в дальнейшем существовать экономически?

Это более широкая проблема. Мне кажется, это связано не только с разницей в экономических показателях (и Британия, кстати, показала это), а с более серьезными калькуляциями.

Например, один из серьезных факторов заключается в том, насколько вообще рост экономических показателей отдельных государств связан (и в позитивном, и в негативном плане) с эффектом интеграции внутри ЕС. Ведь эти эффекты калькулировать достаточно сложно.

Другое дело, что после Brexit эта проблема, несомненно, усилится. Усилится в политическом и экономическом планировании каждого из государств — членов ЕС.

Проблема существует, но она не связана непосредственно с сегодняшними превышениями экономических показателей центрально — и восточноевропейских стран внутри Европейского союза.

Правда, есть и другие проблемы…

«СП»: — Поясните.

— Есть, например, проблемы, связанные с военными расходами.

Сейчас предстоит юбилейный саммит НАТО. Европейцы должны отчитаться в том, как они выполняют планы по двум процентам военных расходов от ВВП. Германия не выходит на эти показатели, но планирует постепенно, до 2027 года, все-таки выполнить эту программу.

С другой стороны, наоборот, центрально — и восточноевропейские государства последовательно идут по этому пути. Ясно, что вложение денег в оборонку, с этой точки зрения, повышает их экономические показатели.

Вот как мы можем сравнивать эти тенденции? Это достаточно сложно.

«СП»: — Путин говорит о нашей заинтересованности в ЕС, как в «предсказуемом и понятном партнере»… Но можно ли сказать, что ЕС является для нас сегодня таким партнером, учитывая, какое влияние на Брюссель оказывается со стороны Вашингтона?

— Здесь все-таки нужно говорить о разной тональности того, что звучит на официальном уровне, и то, как оценивают ситуацию в экспертном поле.

На официальном уровне позиция России довольно последовательна. В концепции внешней политики ЕС по-прежнему называется важным партнером РФ. И значение Евросоюза в этом смысле большое.

С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что развитие отношений России с европейскими государствами не может быть альтернативой отношениям России и ЕС, как союза.

Вещи эти взаимосвязаны. Это не просто параллельные пути, это единый процесс. Поэтому, даже имея в виду сохранение и наращивание благоприятного массива отношений с отдельными европейскими государствами, мы должны понимать, что у этого есть пределы, связанные с проблемой отношений между Россией и Евросоюзом.

Евросоюз находится в не очень устойчивом положении. Поэтому эксперты склонны исследовать влияние кризисных явлений внутри ЕС на его дальнейшие перспективы. Мы должны думать о том, как наши отношения с теми или иными государствами ЕС могут повлиять на отношения ЕС-Россия, в целом.

В этом смысле, я думаю, пока существует серьезная неопределенность.

Те «дефициты» в отношении России-ЕС, которые существуют, они начали постепенно восполняться на уровне межгосударственном — контактов, диалогов сотрудничества. Но не факт, что это движение приведет к нахождению «развязок» в отношениях Москвы с Брюсселем.

К тому же, при всех акцентах официальной позиции о том, что Россия успешно продвигает свои евразийские проекты, мы до сих пор не нашли ответа на вопрос о том, как совместить этот вектор с европейским вектором в нашей внешней политике. Стратегически. И возможно ли это в нынешних кризисных условиях сделать?

«СП»: — В чем проблема?

— Проблема в том, насколько мы можем полагаться на ЕС как на самостоятельного партнера.

И тут есть два важных момента. Первый заключается в том, что ЕС формирует свою внешнюю политику (не только в отношении России, как говорит наш постпред в ЕС Чижов, но в принципе) по формуле наименьшего знаменателя.

Это институциональная специфика ЕС. Все решения принимаются на межгосударственном уровне на основе консенсуса.

«Наименьший знаменатель» — эта «планка», она может снижаться, когда внутренние разногласия, противоречия и различия в интересах внутри ЕС возрастают.

Это — первая для нас проблема.

Я думаю, что объективно Россия не заинтересована в том, в чем нас обвиняют — поссорить европейские государства и найти разломы внутри ЕС, чтобы направить его в пророссийскую сторону…

Нет, не получится. Чем более внутренне сплоченным будет Европейский союз, тем более он будет интересен как партнер для России.

Второе. ЕС заявляет о том, что он хочет быть геополитическим игроком. Сильным. Влиятельным. И для этого должен создавать соответствующие инструменты. Эти инструменты должны использоваться комплексно, включая, самые различные — финансовые, экономические, безопасности.

Обо всем этом ЕС говорит. И на политико-дипломатическом уровне Россия всегда приветствовала самостоятельность Европейского союза. Мы приветствуем это движение.

Но если мы говорим об экспертных оценках, то главный вопрос: насколько ЕС может быть таким самостоятельным игроком?

Планы есть. Амбиции есть. Желание есть. Программы выполняются. Но будет ли это реально вести к формированию ЕС, как геостратегической, автономной, серьезной силы?

Здесь как раз есть основания для сомнения, учитывая существенную зависимость Европы от США.

Если мы возьмем любую крупную политическую сферу или вопрос, в котором есть существенные разногласия между Европейским союзом и Соединенными Штатами, то увидим, что ЕС до какого-то предела поддается (или вынужден поддаваться) давлению со стороны Вашингтона. И идти в русле американской стратегии. В том числе для того, чтобы сохранить свой стратегический Трансатлантический альянс. Обеспечить трансатлантическую связку при лидерстве США.

Но все это до определенного предела. Предел этот означает, что в определенной ситуации ЕС может не пойти на условия США и займет другую позицию. Например, как было в случае с ядерным досье Ирана. Когда Брюссель занимает такую позицию, то это трактуется, как доказательство европейской автономии.

На самом деле, все не так.

Вопрос в том, насколько ЕС обладает волей обеспечить заявленную политическую позицию? То есть, насколько ЕС способен держаться в противовес США в рамках той же ядерной сделки с Ираном.

«СП»: — Не очень, надо сказать, у них получается…

— Вот в том-то и дело. Поэтому декларации о стратегической автономии входят в противоречие с действительностью. Европа, на самом деле, даже в том, что касается этой самой европейской обороны, оказывается все в большей и в большей зависимости не только от стратегии США, но и от политики нынешней американской администрации.

Какие-то попытки вырваться из этой зависимости — например, высказывание Макрона по поводу НАТО накануне юбилейного саммита — мне кажется, еще больше свидетельствуют о том, что Европа не готова играть самостоятельную роль.

Может быть, и хотела бы, но — не может.

И для Европы в этом контексте возникает очень серьезный вопрос: до какого предела она может ориентироваться на Трансатлантический альянс, как на неоспоримый приоритет своей геополитической стратегии?

Ведь возникают другие вызовы. Вызовы, связанные с Китаем. Связанные с тем, что Европа вынуждена следовать за логикой отношений Вашингтон-Пекин и Вашингтон-Москва.

В этом плане у ЕС нет самостоятельной роли. Но до какого предела? Эти вопросы сейчас звучат в европейской дискуссии. Но Европа не готова на них ответить.

С нашей стороны, еще раз подчеркну, мы бы хотели, чтобы Европа была автономной. Хотя бы потому, что альтернативы объединенной Европе в будущем нет. Большая Европа должна быть объединённой в любом случае. В тех или иных формах.

Наверное, нет альтернативы и опоре России на сотрудничество с ЕС в том, что касается будущих планов. По привлечению иностранных инвестиций, как было сказано на том же форуме. Планов по модернизации российской экономики и технологической базы. И т.д.

У нас нет альтернативы европейскому направлению. Восточное направление политики не является альтернативой.

Европейский союз должен решить для себя очень важную проблему, каким образом он будет выстраивать линию на самостоятельность в существующих условиях кризиса. В том числе, военно-политического кризиса отношений между Востоком и Западом. От ответа на этот вопрос многое зависит.

Международное положение: Курс на азиатский Майдан: За протестами в Гонконге маячит тень США

Новости политики: Захарова пошутила про «пропажу» унитазов с украинских кораблей