СИЗО СБУ: Камера два на четыре, свет и музыка - «Общество»

Это произошло через неделю после того, как «беркутовец» Виталий Гончаренко был освобожден из-под стражи решением апелляционного суда г. Киева. Судебное решение вызвало гнев начальника департамента спецраследований ГПУ Сергея Горбатюка. Он откровенно пригрозил судьям апелляционного суда уголовным преследованием. Украину покинули четверо бывших сотрудников спецподразделения «Беркут» Артем Войлоков, Виталий Гончаренко, Александр Костюк и Владислав Мастега. Их адвокат Валентин Рыбин сообщил, что они законно пересекли границу по внутренним паспортам. «Находиться на территории Украины нам просто опасно», — заявили «беркутовцы» в своем видеообращении, объясняя мотивы спешного переезда в РФ. За три года после майданного переворота судебная власть в результате «мусорных» люстраций, законов «об очищении власти» и различных «реформ» полностью потеряла свою независимость. Судебный процесс трансформировался в заказной фарс. Статьи уголовно-процессуального кодекса полностью перестали работать, а следователи прокуратуры в угоду скачущим под судами активистам Майдана идут на должностные преступления, такие как подлог и фальсификация доказательств. Доводы защиты, невиновности обвиняемых просто игнорируются. В своих решениях судьи апеллируют не к международным нормам права, а к новым понятиям вроде «общественной необходимости», которые с радостью тиражируются прокурорами. Служба в подразделении «Беркут» учитывается судами как отягчающее обстоятельство. И доказать свою невиновность сотруднику этого подразделения практически невозможно. Я уже неоднократно писал о том, как стряпались уголовные дела против моих товарищей из харьковского батальона «Беркут». Сейчас мне удалось связаться с бывшими коллегами, которые несколько дней назад приехали в РФ, и подробно поинтересоваться мотивами, побудившими их сделать «шаг в неизвестность». Виталий Гончаренко рассказал: — В Харьковском подразделении «Беркут» я работал с 2009 года. За время службы в составе группы быстрого реагирования пришлось побывать в различных ситуациях: брать вооруженных преступников, освобождать заложников. Никогда не мог подумать, что меня будут задерживать, как особо опасного рецидивиста. 23 июня 2016 года меня повесткой вызвали в областную прокуратуру Харьковской области. Следователь в кабинете устроил представление. Завел сотрудников «Альфы» и в их присутствии вручил «подозрение в совершении преступления» (пидозру), надели наручники и повезли в СИЗО. Признавать свою вину и подписывать бред в предъявленной мне «пидозре» я отказался. Покушение на убийство, в котором меня обвиняли, физически невозможно было совершить. На момент гибели протестующих я находился совсем в другом месте, сидел в автобусе с воспалением легких. И оружия у меня не было, в чем можно убедиться, посмотрев «Книгу выдачи оружия», которая есть в прокуратуре. «СП»: — Но этим доводам следствие не вняло, судя по тому, что тебя держали под стражей дольше, чем остальных товарищей? — Для начавшей перемалывать мою судьбу «машины» ГПУ все доводы невиновности были неинтересны. Следователь прокуратуры Драгунов быстро развеял мои надежды на честное и справедливое следствие. «Возьми на себя превышение служебных полномочий, как Ефимин, и выйдешь под домашний арест!» — уговаривал он меня. «Это твой последний шанс! Ты же понимаешь, оправдательный приговор для тебя не предусмотрен», — угрожал следователь Чернов. «СП»: — Какие психологические методы воздействия использовались? — За семь месяцев моего пребывания в тюрьме один раз разрешили свидание с женой. Но когда она приехала в Лукьяновское СИЗО Киева из Харькова, выяснилось, что следователь не поставил печать на разрешении. Свидание не состоялось. Перед первым сентября был очередной допрос, где следователи прокуратуры вспомнили, что мой сын идет в школу. «Подпиши признание вины и поедешь домой!» — предлагал Чернов. Откровенно предлагалось: чтобы увидеть сына, идущего в школу, надо взять на себя вину за преступление, которого я не совершал. «СП»: — Напомним хронологию: благодаря усилиям адвоката Валентина Рыбина, 4 февраля тебе изменили меру пресечения, а 7 февраля ты вышел на свободу. Но прокуратура всеми правдами и неправдами пыталась упрятать тебя обратно в тюрьму, надеясь «дожать» и заставить подписать признание… — Повторно меня арестовали 8 марта 2017 года. Я находился под домашним арестом. Мы с женой отмечали ее праздник. Домой явилась целая свита, во главе — счастливый следователь Чернов. Предъявил постановление Печерского суда о взятии под стражу — за неявку к следователю и нарушение режима содержания. Внизу, около подъезда, стоял автозак, а по периметру сотрудники добровольческого батальона «Харьков» с оружием. Нарушая все уголовно-процессуальные нормы, меня засунули в «зечку» и повезли сначала в УВД Харьковской области, а потом в ГПУ, где держали до суда. Доказательства вины, предоставленные прокуратурой, были абсурдны. Дело в том, что 6 марта 2017 года меня в очередной раз повесткой вызвали в прокуратуру. Когда я прибыл в ГПУ, вышедший к нам с адвокатом следователь сообщил, что Чернов заболел. Мою повестку отмечать отказались. И, записавшись в книгу посетителей, я со спокойной душой поехал обратно в Харьков. В это время, по указанию следователя, ко мне домой приехали сотрудники внутренней безопасности — проверить, нахожусь ли я дома. И рапортом доложили о моем отсутствии. Этот рапорт и подделанная повестка стали одними из главных доказательств моей вины. На судебном заседании присутствовали пять прокуроров. Судья, уже «обработанный» ГПУ, не заметил ни должностного подлога, ни фальсификации доказательств и отправил меня снова в СИЗО. Следователь Чернов всё еще надеялся сломать меня. «СП»: — Каким образом? — 23 марта 2017 года он ходатайствовал, чтоб меня поместили в следственный изолятор СБУ, где режим содержания более строгий. Камера два на четыре метра, в которой сидят минимум два человека и круглосуточно горит яркий свет. В маленьком прогулочном дворике громко орет музыка, чтобы заключенные не могли общаться между собой. Неделя, проведенная в СИЗО СБУ, показалась месяцем. ГПУ затягивала апелляцию, как могла. Меня не вывозили на судебные заседания, не подавали запроса на видеоконференцию. «СП»: — Как удалось добиться второго освобождения из-под стражи? — Только отчаянные действия адвоката Валентина Рыбина, приковавшего себя наручниками к клетке, в зале заседаний, вынудили провести перераспределение судей и назначить день рассмотрения апелляции. 6 апреля состоялось заседание с новыми судьями: я вышел из СИЗО. «СП»: — Что стало последней каплей и подтолкнуло к отъезду? — Можно сказать, что всё это в совокупности, все эти действия государственных органов и людей, до сих пор верящих в «успехи» Майдана и расстрелы «Беркутом» своих граждан, выдавили нас за пределы Украины. К тому же, от приходивших на заседания активистов Майдана нам постоянно поступали угрозы. Для понимания, насколько нездоровая атмосфера царила вокруг этого дела, приведу такой пример. В комментариях под видеоматериалами, опубликованными Валентином Рыбиным, один из моих «поклонников» написал: «Надо завалить под судом адвоката и этого „беркутенка“…» * * * Пытаясь вынудить Виталия Гончаренко признать свою вину, следователи ГПУ сломали еще несколько судеб друзей и коллег непокорного сотрудника «Беркута». В конце 2016 года Генпрокуратура, почувствовав, что обвинение по делу о событиях в Крепостном переулке 18 февраля 2014 года рассыпается, вспомнила о «песочинском деле». 29 января 2015 года на посту ДПС «Песочин» произошел конфликт между сотрудниками ГАИ, «Беркута» и журналистами «Громадського ТВ». Проведенное служебное расследование не выявило нарушений со стороны сотрудников милиции, и о произошедшем благополучно забыли. Начальник УВД Харьковской области признал законными действия сотрудников милиции. И вот Генеральной прокуратуре понадобилось это «песочинское дело» для того, чтоб возбудить общественное мнение против Виталия Гончаренко. Еще один экс-сотрудник харьковского «Беркута» Александр Костюк поделился подробностями, как ГПУ пыталась реанимировать мертворожденное «песочинское дело»: — Мы находились в командировке в г. Киеве. 23 ноября 2016 года меня вызвали в ГПУ и там вручили «пидозру». А 29 ноября 2016 года в суде отстранили на два месяца от занимаемой должности. Судья не захотел учитывать, что у меня двое детей и моя работа — единственный источник существования семьи. Следователи прокуратуры неоднократно предлагали в протоколе допроса указать, что Виталий Гончаренко избил журналистов «Громадського ТВ» на посту «Песочин». Если я все сделаю правильно, они не будут ходатайствовать о моем отстранении. Но предать своего друга я не мог. 3 января 2017 года, в результате реорганизации подразделения, меня уволили с работы. Пришлось поработать и грузчиком, и водителем. Нормальную подработку найти было трудно, потому что я жил между Киевом и Харьковом, катаясь в ГПУ. На эти поездки к следователю уходили почти все заработанные деньги. В прокуратуре следователь, выдавая очередную повестку, интересовался: «Не надоело ездить? Может, напишешь то, что надо, и сиди дома?» Я отказывался.