Сына с «калашом» заказывали? - «Военные действия»

Проводив недавно сына на действительную службу в армии, я никак не думала, что превратится она для меня в постоянную нервотрепку. Именно для меня в первую очередь. Хотя, понятно, что любой новобранец, особенно если он никогда не мечтал о военной профессии, был до 18−20 лет далек от всего, что связано с многочасовой муштрой на плацу, казарменными «разборками» между молодыми людьми разного воспитания, образования и культуры, не может не испытывать стресс, став солдатом. В первое время, то есть, до присяги, уж точно.

Но в нашем с сыном случае «достается» пока в основном мне. Вот один только пример.

Присягу он и его сослуживцы принимали спустя всего 2,5 недели после отправки в воинскую часть. Точнее, в начальное её подразделение — «учебку». Большую часть этого времени, как мне удалось узнать, они «отрабатывали строевой шаг». Иногда ещё им давали пострелять, наскоро объяснив перед этим, как пользоваться автоматом Калашникова. Не у всех, рассказывал мне сын, получалось даже просто крепко держать автомат в руках. Видела я в день присяги некоторых из этих тощих малорослых пацанов с наивными измученными лицами. Смотрят, хлопая глазами, слушают, явно плохо понимая, что от них требуется. Но попробуй не выполни — сержант так «приложит» (хорошо, если словом, а не кулаком, «тычки» исподтишка по-прежнему в чести), мало не покажется!

Грустное впечатление оставил у меня тот «праздник посвящения в солдаты». Показался обычным дежурным мероприятием «для галочки». С грубыми окриками сержантами тех, кто, уже сдав оружие, но оставаясь в строю «до особой команды», не сдержался, улыбнувшись стоящим неподалеку родителям. С угрозами «наряда вне очереди» из-за того, что на кителе расстегнулась пуговица. А не расстегиваться на этом неудобном, зато «от Юдашкина» (реально!) кителе она не может, такой покрой…

Впрочем, соглашусь, наверное, с теми, кто назовет всё это «чисто женским причитанием». На то, видимо, она и армия, чтобы воспитывать уж как получится настоящих мужчин. Да и не о том собиралась вести речь.

Спустя неделю после присяги на мой мобильный телефон пришла странная эсэмэска. Насторожили слишком длинный адрес отправителя и то, что телефон после её появления на какой-то момент «вошел в ступор», явно не справляясь, то ли с объемом присланного, то ли ещё по какой причине. Когда же он «ожил», я первым делом набрала номер сына. Спросила, не знает ли он случайно, что это может быть за сообщение? В адресе отправителя есть слово «армия». Солдат мой, едва услышав вопрос, не то что бы закричал, нет, он заорал во всю мочь: «Не открывай, там спам!»

Оказывается, родители его сослуживцев по роте, тоже чуть раньше получившие такие «рассылки счастья» с фотографиями сыновей, сделанными на церемонии присяги", уже хлебнули это «удовольствие». У некоторых, например, на их телефонах обнулился счет. У других, у кого навороченные, но и чувствительные айфоны и смартфоны, ограничилось «зависанием» программ. Через пару дней ситуация повторилась один в один. Настойчивые, однако, эти бизнесмены от армии!..

Спустя ещё без малого три недели на наш домашний адрес пришло письмо из Волгограда от некой Маскалевой Светланы Петровны. Имя нашей семье незнакомое. В Волгограде ни родственников, ни друзей никогда не имели. Может, ошибка почтальона? Но нет, и адрес на конверте, и фамилия адресата — мои. При этом подписан конверт не рукой, а напечатан. Что-то служебное? Но, опять-таки, нет у нас ни у кого в семье никаких «завязок» со славным городом на Волге.

Впрочем, это обратный адрес на конверте был волгоградский. А штамп — ростовский.

После некоторых колебаний вскрыла конверт. Обнаружила в нем две фотографии сына в парадной форме и с «калашом» в руках. А также листок, на котором типографским шрифтом неведомая нам Маскалева сообщает, что занимается «фотографированием и видеосъёмкой». И что нам уже отправлена бандероль с «4 фотографиями 20×30 см и 4 фотографиями 10×15 см», за которые при получении нужно будет уплатить 1699 рублей.

Придет это нами не заказанное, и нам ненужное (сами «могём» фотографировать!) послание уже не из Волгограда, а почему-то из Ростова-на Дону. Как уточняется, оттуда «удобнее его отправлять в связи со спецификой пересылки».

Любопытной показалась обратная сторона того листка. На нём красуется эмблема фирмы, торгующей… рыболовными поплавками?!

Сомнений не осталось. И в том, что обратный адрес на конверте скорей всего, липа. И что «Маскалева» — фамилия вымышленная, или просто «дежурная», на которое, очевидно, зарегистрирована в Волгограде некая частная контора, зарабатывающая с помощью армии.

Там, в этой конторе, судя по присланным мне фото, шлепают солдатские карточки, что называется, не глядя. Не утруждая себя уточнением — где парень служит, в каких войсках. Мой, например, проходя службу в Ленинградской области, на присланном образце красуется на фоне… кавказских гор! А за спиной его товарища по роте, чьи родители чуть раньше получили «привет из Ростова», Черное море, Севастополь с памятником затопленным кораблям. Странно, что бескозырку ему на бритую голову не смонтировали, похоже, очень торопились!

Во всей этой сомнительной истории — и с фотографиями, и с эсэмэсками — интересует, в сущности, только одно: откуда у этих фирмачей солдатские домашние адреса и номера телефонов их близких? Получили в воинской части, в которой сами явно не были? Значит, от кого-то из тех, кто там «свой»? Но разве персональные данные военнослужащих срочной службы Российской армии (как, собственно, всех граждан РФ) не защищены от передачи третьим лицам? Или эти данные были «срисованы» из базы данных воинской части Западного (в данном конкретном случае) военного округа? Что же, база эта в открытом доступе?

Спросила у сына, может, он продиктовал наш адрес фотографу?

— Нет, конечно. Да у меня никто его и не спрашивал. Я понятия не имел, как и все ребята, кто и для чего фотографирует. Нас в приказном порядке ставили перед фотокамерой, ничего не объясняя. Как обычно.

Немного прояснил ситуацию замполит «нашей» в/ч полковник Назин.

— Разрешение на съёмку новобранцев в воинской части давали в штабе 6-й общевойсковой армии Западного военного округа. Накануне присяги мы получили соответствующую телеграмму. У фирмы, точно не помню её названия, есть договор с командованием. Подтверждающие документы у меня имеются, храню их в отдельной папке. В принципе, если кто из родителей не хочет покупать эти фото, может не покупать, дело, как я понимаю, добровольное.

«СП»: — Вопрос не в снимках как таковых, Павел Константинович, а в том, почему личные адреса и телефоны граждан переданы в принципе совершенно неизвестным людям, к тому же, как я понимаю, далеким от Российской армии?

— Может, сами дети их дают или их родители…

«СП»: — Нет, не дают. По крайней мере, из той роты солдат, которых с помощью сына я об этом спросила, все ответили отрицательно. Вы лично тех фотографов, которые приезжают в часть, знаете?

— Им в округе дают добро на съемки. Насколько я знаю, этим занимается там подполковник Журавлев. Звоните, пожалуйста, ему.

Подполковник Андрей Борисович Журавлев звонку корреспондента «СП» удивился:

— Я всего лишь выполнял указание командующего округом о создании солдатских альбомов. Договор с фирмой подписывался в Штабе ЗВО. Как я понял, заключен он на конкретный срок. Представители фирмы, люди гражданские, отработали в частях и уехали. Откуда у них родительские адреса и номера телефонов? По этому поводу сейчас ничего сказать не могу. Насколько я знаю, ребята собственноручно заполняли анкеты.

«СП»: — Анкету они заполняли в военкомате при призыве. Она должна храниться в личном деле каждого.

— Ну, может быть, тогда вам лучше обратиться в военкомат за разъяснениями?

Ещё один звонок — начальнику пресс-службы ЗВО Игорю Мугинову.

— На самом деле, это обычная практика в армии — фотографирование солдат. На память и им самим, и их близким, — сказал он. — И чтобы было потом из чего формировать дембельский альбом.

«СП»: — Смущает другое: что рассылают фото явно не те люди, с которыми у вас заключен договор, с очевидно фиктивным обратным адресом и именем. В отличие от наших, солдатских родителей…

— С этим надо разбираться.