Американский удар в Сирии требовал от России другой реакции - «Новости Дня»

В информационных войнах не бывает затиший и перемирий. Самым ярким примером этого стала история с гибелью русских бойцов под Эль-Сальхияхом 7 февраля. Вот уже несколько дней мы наблюдаем настоящую вакханалию по этому поводу, и она сама по себе наносит стране огромный ущерб. Что нужно сделать, чтобы этот ущерб был как можно меньше? Случившийся в прошлую среду в Сирии удар американской авиации до сих пор отдается эхом по всему российскому информационному полю. Он затмил собой и президентскую кампанию, и сексуально-олигархические скандалы. Вчера, в четверг, российский МИД признал гибель нескольких граждан России – уточнив, что речь идет про пять человек, не являющихся военнослужащими Российской армии. Но к этому моменту страсти в сетях бушевали уже неделю, и вот какая картина сложилась в головах у среднестатистических граждан. 7 февраля в районе города Эль-Сальхиях провинции Дейр-эз-Зор американцы ударили по колонне сирийского отряда, наступающего на позиции поддерживаемых американцами группировок. С этим отрядом находились и наши ополченцы, сотрудники частной военной компании. Погибли люди – и вот тут начинаются споры-крики. Учитывая, что в первый же день была вброшена информация о двух сотнях убитых русских, многие отнеслись недоверчиво не только к этой цифре, но и к самому факту гибели соотечественников. Однако постепенно стала вырисовываться подробная картина произошедшего, стали всплывать фамилии погибших. И действительно, выяснилось, что погибших больше 10 – но вряд ли свыше 20. Судя по всему, это как граждане России, так и жители Донецка и Луганска. Если изначальная цифра, названная американцами, верна (а они говорили про сто убитых в сирийской колонне), то получается, что около одной шестой части этих потерь приходится на наших. Минобороны РФ в первый же день заявило, что «инцидент с обстрелом коалицией США сирийских ополченцев произошел по причине не согласованных с Россией разведывательно-поисковых действий ополченцев», а «российских военных в этом районе провинции Дейр-эз-Зор нет». По форме Минобороны совершенно право, но по сути это не могло успокоить взбудораженное русское общество. Как нужно было вести себя в этой ситуации – не только Минобороны или МИДу, но в целом всей нашей власти? Честно говорить о том, что есть. То есть в первый же день-два признать потери среди наших ребят, назвать их героями, не вдаваясь в разбор причин их гибели (точнее, того, чья ошибка или несогласованность к ней привела – в этом нужно разобраться, но не публично). Но это ведь означало бы признать наличие у нас в Сирии ЧВК, а точнее, неформальных помощников Российской армии, добровольцев. Вы же понимаете, говорят нам, что мы не можем это сделать из-за условностей международной игры? Это как признать действия спецслужб. Никто никогда не сознается в работе своих агентов, а ЧВК в современном мире – это и есть такая форма прикрытия государственной политики якобы частной деятельностью. Да, американцы признают свои ЧВК, но у них другая ситуация. Они и не скрывают своих глобальных амбиций, да и служит у них в этих компаниях очень много неамериканцев. Такое объяснение молчания понятно на уровне аргументирования нашей внешнеполитической тактики. Но оно совершенно неудовлетворительно для внутренней политики, и сразу по двум причинам. Во-первых, сама нелегальность ЧВК неправильна – у родных этих добровольцев нет гарантий обеспечения их в случае потери или ранения кормильца. То, что они есть на неофициальном уровне, не отменяет того факта, что в таких делах недопустима зависимость от человеческого фактора. Ну и того, что не имеющие официально никаких гарантий родственники нервничают и переживают за свое будущее – и за что им такое дополнительное испытание? Это человеческое измерение. Во-вторых, и это уже государственный масштаб – умолчание о неофициальных бойцах ослабляет доверие к власти, а значит, и к самому российскому государству. Потому что открывает простор для спекуляций и диверсионных информационных приемов: «предают, бросают, используют, не думают о людях, враги России». То есть враждебная пропаганда (будем называть вещи своими именами) тут же начинает килограммами сыпать соль на рану. А власть не может ничего ответить, потому что изначально, еще до события, не признавала сам предмет разговора. И ущерб от такого «черного пиара» гораздо больший, чем от информации о гибели наших на сирийской войне. Даже если бы в самом деле погибло сто или двести человек – все это можно было объяснить своему народу. А сейчас мы видим, что гибель дюжины ребят становится поводом для масштабнейших спекуляций, которые нужно было и можно было пресечь в зародыше. Но для того, чтобы сделать это, нужно серьезнейшим образом перестраивать сам формат реакции власти на «горячие темы». Это касается не только Сирии или Украины, это касается и различных внутриполитических скандалов и событий. Чиновники и депутаты должны реагировать быстро и четко – не оглядываясь на Кремль, не ожидая, что скажет президент или его пресс-секретарь. Нет никаких запретных тем (кроме государственных секретов) и неудобных вопросов – обо всем можно и, главное, нужно говорить с народом. Говорить откровенно, как это умеет делать Путин, при всех ограничениях, которые на него накладывает его пост. Власть в России опирается в первую очередь на доверие – и люди доверяют Путину. Но для того, чтобы они доверяли власти в целом, одного доверия к президенту не хватит. Все ветви и уровни власти должны учиться навыкам «скоростного информационного боя» – это не вопрос желания, а вопрос выживания. Не власти – а России как таковой.