Окончание, первая часть здесь
Этим летом во Франции я работал на сборе фруктов. Рядом со мной батрачили мигранты — кто-то легально, кто-то нет. Глядя на этих ребят, я сравнивал их с парнями, с которыми сталкивался на плантациях много лет назад. Сравнения были явно не в пользу нынешнего поколения гастарбайтеров.
О мигрантах прошлых поколений
Те из них, с которыми я сталкивался, работая в Бельгии и Франции в 1998−99 гг., производили хорошее впечатление, и многие из них преуспевали.
Чернокожий выходец из Заира по имени Фай в 1998 году был как бы моим консультантом по непонятным мне тогда порядкам жизни в ЕС. Он прибыл в Бельгию лет двадцать назад, прекрасно говорил на обоих государственных языках этой страны, и отнюдь не бедствовал, став мелким предпринимателем — закройщиком-кутюрье. Он шил, среди прочего, костюмы для престижных международных конкурсов спортивных танцев, а это — высший класс для кутюрье. «И вообще, передо мной в своё время открывались ну очень большие перспективы — но женщины меня сгубили», — признался как-то он.
В 1999 г. француз, «коллега» по сбору винограда близ испанской границы, предложил продолжить работу вместе с ним в регионе Божоле и поехать туда вместе на его машине — с заездом в Гренобль, к сирийцу, с которым он собирал виноград в прошлом году. Сириец был аспирантом, под залог земель его отца правительство оплатило учёбу в аспирантуре по технической специальности под условие — после учёбы в обязательном порядке отработать во благо Сирии пять лет.
Вначале с деньгами у него было негусто, и летом, вместо того, чтобы ехать домой, он собирал виноград во Франции. Но в тот год, когда мы к нему приехали, он уже некоторое время работал в научно-техническом секторе по теме своей аспирантуры. Не знаю, сколько ему там платили, но он снял в Гренобле для себя одного трёхкомнатную квартиру, где нас и разместил на ночлег.
В Божоле я работал в крупном хозяйстве: 45 человек официально, а 46-й, то есть я, был нелегалом. Причина, почему меня взяли: я согласился работать на очень тяжёлой работе носильщика винограда с заплечной корзиной. От этой работы все отказывались, несмотря на обещанные премиальные. Но хозяин попросил, во избежание ненужных слухов, чтобы я представился как живущий во Франции грек — житель ЕС.
Свою роль я играл, как мне казалось, безупречно. Там работало много студентов, в том числе учившиеся на юристов девочки из стран тропической Африки, направленные туда по линии межгосударственного обмена. Я с ними подружился. Однажды они меня обступили, весело подмигивая и подкалывая, стали допытываться: «Мы догадываемся, что ты не грек. Откуда ты, из какой страны? Давай, давай, „колись“, мы тут все свои!».
Девушки, при всём их африканском колорите, были умные и интересные, французские студентки, работавшие там же, по сравнению с ними были туповатыми.
Практически все африканские мигранты старшего поколения сносно знали французский язык. Более того, мне приходилось сталкиваться с только что прибывшими нелегалами из Алжира и Туниса, которые говорили на литературном французском лучше, чем кончившие у себя школу коренные французы.
Теперь в Европу пребывает мигранты совсем другого сорта.
Европейских границ больше нет
Батрача этим летом в Провансе, я сам увидел, как изменился их состав. Арабов было немало и раньше, но сейчас их не то, чтобы стало явно больше — они более заметны. Вместо европейской одежды у многих мужчин традиционная арабская одежда, а вместо смазливых арабских девушек, кокетливо стреляющих по тебе глазками, — новое поколение в хиджабах. Из разговоров с местными французами вырисовывалась интересная картина, о которой молчат СМИ.
Границы ЕС со стороны Испании и Италии за последние годы фактически рухнули. Мигранты из всё более и более экзотических стран прибывают туда по большей части не как нелегалы, морем, а по липовым «трудовым контрактам» — за взятку (2−3 тысячи евро) либо наличными, либо отрабатывая «барщину». Или в рамках «организованного набора сельскохозяйственных сезонников». Не все из них, разумеется, по окончанию работ возвращаются обратно. Но мигрантам обнищавшая Южная Европа не нравится, и оттуда они разбредаются по всей Европе.
Многие, прибыв туда для работы «по трудовым контрактам», без права покидать территорию этих стран, перевербовываются в порядке нового «организованного набора» для работы во Франции. Много мошенничества, используются «дырки» в законодательстве ЕС. Более того, если раньше речь шла о жителях близлежащего Магриба, то сегодня в Италию и Испанию зазывают жителей всё более дальних и экзотических стран, и платят им всё меньше и меньше.
О реальной оплате — мне назывались цифры в тридцать евро за рабочий день, который может доходить до 12 часов. Ночлег — в спальном мешке в сарае.
О беженцах как таковых. В центре Мадрида висит огромный лозунг: Refugees welcome («Добро пожаловать, беженцы»). Лукавый лозунг, сознательно направленный на подрыв ЕС — испанцы хорошо знают: африканские беженцы не задержатся у них и побегут дальше, в Германию, Скандинавию и Великобританию.
Мигранты новой волны
В этом году я работал в маленьком хозяйстве. Когда созрели груши и потребовались ещё работники, хозяин открыл свой блокнот, куда он записывал телефоны марокканцев, предлагавших свои услуги, и начал их обзванивать. Мне он пожаловался:
— Исключительно плохо говорят на французском, даже те, кто живёт тут годами. Я за много лет до какой-то степени приноровился с ними общаться, с понятным им ограниченным словарным запасом, но никогда не знаю наверняка, понял ли меня марокканец по телефону, или нет. То есть, если я вроде понял его, что завтра он будет у меня, то это не гарантия, что он именно это хотел сказать. А если придёт, то может не понять, куда именно, у меня два сада в разных местах. И время начала работы может не расслышать.
Но этот марокканец на этот раз всё понял правильно. Однако по окончанию рабочего дня не разобрал слов хозяина, во сколько завтра выходить на работу и переспросил у меня. Меня он тоже не понял — проживая уже несколько лет во Франции, парень всё ещё плохо воспринимал цифры на слух. Тогда он попросил меня написать на земле, палочкой, цифру — время завтрашнего выхода на работу…
Французы мне рассказывали, что некоторые марокканцы совершенно неграмотны, многие в детстве никогда не ходили в школу.
С мигрантами из стран ЕС ситуация не лучше: из Восточной Европы прут алкоголики, цыгане, мелкое ворье. На жизнь зачастую зарабатывают тем, что просят милостыню. И если о чехах или поляках, работающих в поле на сборе урожая, французы иногда ещё слышали, то о выходцах, например, с Украины или России — нет. Обычно они предпочитают держаться в городах поближе к раздаче бесплатного питания, и ходить по костёлам, выклянчивая у католических падре гуманитарную помощь.
О чём молчит «Евроньюс»
Так ли уж беспомощен ЕС перед наплывом мигрантов? Похоже, что помимо «невидимой руки рынка», бросающей их в Европу, есть ещё и другая, не слишком афишируемая причина этой терпимости. Дело в том, что ЕС хочет, чтобы прилегающие к нему окраинные страны хоть как-то, но развивались и политическая ситуация там стабилизировалась. Например, если в Марокко, с численностью населения 35 миллионов человек, произойдёт революция и будет свергнута тамошняя зловещая монархия, то ситуация в сегодняшней Ливии покажется цветочками. Именно потому закрывают глаза на миллионы марокканцев, бесконтрольно колесящих по Европе, на шоферов из Восточной Европы, перехвативших большую часть рабочих мест в сфере дальних перевозок, на румынских воров, и на ищущих халтуру пьяных польских водопроводчиков. Вся эта публика, уехав «за бугор», снижает социальную напряжённость у себя дома. Такая линия до сих пор худо-бедно, но работала, однако всему есть предел.
Новое нашествие мигрантов внушает опасение отнюдь не разгулом преступности. В Провансе она минимальна, в полях крестьяне оставляют трактора, без опасения, что их угонят, а в городках, как в пословице, «в домах не запирают двери». В Париже ситуация, конечно же, хуже, в частности, из-за присутствия там румын — самой криминогенной части мигрантов.
Действительную же опасность представляют не столько нынешние мигранты как таковые, сколько тенденция — новая волна приносит их сегодня уже из Судана, Эфиопии, Эритреи и Пакистана, жителей которых многие французы ранее видели только по телевизору. Вопрос, «чем это всё закончится» задают уже не только коренные французы, но и прекрасно адаптировавшиеся во Франции выходцы из Алжира и Туниса и других стран.
Новое «великое переселение народов», похоже, ещё только начинается.