Строительному бизнесу мешает столичная старина - «Общество»

Итак, Госдума приняла во втором чтении законопроект о сносе московских пятиэтажек. На решение столь важного для москвичей документа ушло рекордно короткое время — около часа. Было это в пятницу, 9 июня. Третий раз, окончательно, «читать» будут через четыре дня, то есть 14 июня. Это — за день до окончания голосования москвичами по поводу судьбы своей собственности — квартиры. Я, как сказал президент, «чего-то не догоняю»: законопроект утвердят, а граждане все еще будут думать? Чего ж голосовать, если уважаемые люди втолковали, что и как мне лучше, о чем я по недомыслию не знаю? Вот и администрация президента, которая раньше дистанцировалась от «мэрской» программы реновации, ко второму чтению уже поддержала документ «в новой редакции». Полпред президента в Госдуме Гарри Минх отметил, что претензий нет, хотя администрация не участвовала в доработке документа специально, «помимо общего режима».

А жаль. Потому что, по мнению многих экспертов, да и москвичей, документ противоречит не только Жилищному кодексу, но и в некоторых позициях — и Конституции Российской Федерации.

Фактически мэрия получила беспрецедентные ускоренные права на снос не только столичного жилья, но и многих исторических достопримечательностей Москвы. Москву лишают старины, считает москвовед, координатор движения «Архнадзор» Рустам Рахматуллин.

«СП»: — Как в список домов, включенных в программу реновации, под снос попали 320 исторических зданий, возведенных по индивидуальным проектам?

— Совершенно удивительно. Если вспоминать, с чего начиналась программа, то мэр пришел к президенту со словами, что несносимые серии индустриального домостроения должны стать сносимыми. То есть, мэр в кабинете президента предлагал продолжить программу, принятую во времена Юрия Лужкова, распространив на следующие серии. И — получил добро на реализацию программы по замене ветхого жилья. Дело, безусловно, нужное — в столице полно и аварийных домов, и коммунальных квартир, и общежитий, которые признаны негодными. Но потом в список, помимо хрущевок, «неведомая рука» внесла здания не только сталинского периода, но и дореволюционного. Может, у мэрии нет четкой программы реновации? Если бы она действительно хотела твердо ограничить свой проект периодом индустриального домостроения, такие дома не могли бы попасть в список. Перед тем как он был опубликован, мэрия заявила, что после консультаций с нами она исключила комплексы застройки 20-х, начала 30-х годов. Но почему-то «забыла» здания 30−50-х годов. При этом было спровоцировано голосование не только по поводу индустриального домостроения, но и уничтожения исторической застройки.

Я хотел бы спросить у Собянина: почему у вас люди голосуют «за» или «против» сноса метро-городка на Ярославском шоссе, на улице Проходчиков, который внешне выглядит вообще отлично? Не потому ли, что городок граничит с заповедником «Лосиноостровский лес»? Если расчистить это место и построить четырнадцатиэтажные дома, то цены на квартиры здесь взлетят? Никакого другого объяснения нет. То есть жителей просят проголосовать за расчистку участка под дорогое строительство.

«СП»: — Реновация начинает смахивать на экспроприацию?

— Это удар по собственности и по праву собственности, безусловно. За всем этим проглядываются интересы строительного бизнеса. Он собирается «подкормиться» Новой Москвой, которая понимается, как удвоение города, а не субъекта Федерации. Поэтому туда, в Новую Москву, на сельскую периферию, заложено только что принятым генпланом огромное количество квадратных, кубических метров. В так называемое расширение города закачивается новая недвижимость. Полстраны должны, видимо, жить в Москве и в Новой Москве. В четырнадцатиэтажках на месте пятиэтажек и в полях и лесах бывшего Подмосковья. Этот проект пролоббировал строительный бизнес.

«СП»: — Как программа реновации отразится при таких аппетитах бизнеса на культурном наследии Москвы?

— Сталинки составляют огромную долю от 320 исторических зданий, идущих под снос. Постановка таких зданий на государственную охрану в качестве памятников отстает. На то есть и объективные причины. Наследие хронологически всегда исследуется в недостаточной степени. Это отставание обязательно будет. Скажем, построенные в начале 20-го века в стиле модерн здания поздно ставились на охрану. Бульдозер часто шел с опережением. То же со строениями других годов. Закон о наследии позволяет ставить на охрану все, что старше 40 лет. Мы сейчас можем поставить на охрану в качестве памятника культуры, индивидуальную постройку до 1977 года включительно. Просто подача самой заявки на охрану — это процесс довольно длительный. Он разложен нашим законом о наследии на стадии. Не все можно поставить на охрану, и мы не сказали, что все здания в списке 320 заслуживают индивидуального охранного статуса. Нельзя защитить историческую среду наделением каждого дома индивидуальным охранным статусом.

«СП»: — А что нужно сделать?

— Существуют разные методы защиты этой среды. Во-первых, на мой взгляд, должна существовать некая «презумпция невиновности» этих зданий. Прежде всего, в сознании тех, кто управляет городом. Эта вещь, которую на бумаге не запишешь, но, тем не менее, старина невиновна в том, что она — старина. Обосновывать и оправдывать нужно снос, а не сохранение. Это предварительное, совершенно общее соображение.

С точки зрения инструментов, которые дает нам закон, можно вспомнить, во-первых, охранную зону. То есть зону охраны других памятников. И некоторые дома из 320 попали в охранные зоны других памятников. А по закону в охранной зоне возможна только регенерация утраченных элементов исторической среды. То есть, во-первых, элементы исторической среды нельзя уничтожить, если они существуют, а во-вторых, их можно регенерировать, если они утрачены.

Следовательно, на месте пяти этажей нельзя поставить пятнадцать. Это — если в охранной зоне, где цельные градоформирующие объекты подлежат сохранению. Понимаете, о чем речь? Нельзя их сносить, чтобы удовлетворить выгоды строительного лобби. И, наконец, цельные градоформирующие объекты входят в предмет охраны исторического города, хотя закон называет это скучно — «историческое поселение». И вот это самое интересное, потому что таких поселений, исторических городов у нас было около 450. Сейчас этот список фактически сокращен вдесятеро, и каждый новый исторический город должен заново себя выявлять.

Мы годами говорим, что Москва обязана стать историческим поселением федерального значения. Но раз Федерация не хочет, регион Москва как субъект Федерации вправе учредить на своей территории любое количество исторических поселений. Например, историческое поселение Старая Москва в границах Камерколлежского вала; историческое поселение город Бабушкин, с теми самыми реновируемыми сталинками; историческое поселение бывший город Перово, бывший город Люблино, бывший город Кунцево, бывший город Тушино. Уже таким образом можно защитить не один город, а шесть городов в пределах субъекта Федерации Москва. В том числе защитить эти самые сталинки, более ранние здания, которые не получат индивидуального охранного статуса, но войдут в предмет охраны исторического поселения, в качестве ценного градоформирующего объекта. Естественно, что строительному комплексу невыгодно превращение Москвы или старых городов московской агломерации в исторические поселения. А это самая высокая степень защиты города в целом. У нас нет законодательства о защите исторической среды, у нас есть только законодательство об охране памятников, а в нем вот эти механизмы: охранная зона, историческое поселение. То есть среду защищает тень памятников. Пока мы можем пользоваться только этими инструментами.

«СП»: — Можно ли сказать, что Москву лишают статуса исторического города?

— А ее уже лишили такого статуса, не внеся в список исторических поселений федерального значения. Это позор, что столица России не имеет статуса исторического поселения де-юре, будучи крупнейшим и величайшим историческим городом страны де-факто. И за этим позором стоит только одно — давление стройкомплекса. Результат — снесены недавно исторические дома: Малая Бронная, 15, первая детская больница Москвы 19-го столетия; Пожарский переулок 5, доходный дом Колобашкина архитектора Струкова. Разрушен только что прекрасный Доходный дом Воробьева на Большой Спасской, 37…

И это все «не памятники». В ответ мы получаем типовой пресс-релиз мэрии: объектом культурного наследия не является. А ведь погибает историческая среда. Памятники продолжают погибать, мины, заложенные Лужковым, подрывает и Собянин. Геликон-опера «уничтожила» усадьбу Шаховских-Глебовых-Стрешневых. Или, предположим, интерьеры Детского мира — эта бомба была заложена при Лужкове, завершил Собянин. Перечень можно продолжить.

Вандализм ходит не по дурной нисходящей спирали. Список памятников всегда будет открыт. В том числе сталинки и иные здания, которые сейчас попали под реновацию, могут стать памятниками. Вот сейчас людей принуждают голосовать за снос домов на улице Руставели, 3, на Бутырском хуторе. Но это чудовищно. Совершенно очевидно, что это кандидат в памятники, совершенно очевидно, что никакое голосование жителей, в случае если это здание будет выявлено в качестве памятника, не будет иметь силу. Идет подмена: люди голосуют за свое расселение, за то, что жилищно-коммунальные органы не занимались сохранностью жилого фонда.

«СП»: — Реализация программы в пределах столицы может стать катализатором для протестных выступлений в провинции, где ветхого жилья не меньше, чем в Москве? По идее, если государство озадачилось реновацией, точно такие же процессы должны проходить ведь и в других регионах?

— Провинция смотрит, как у нас расширяют тротуары, ежегодно перекладывают плитку, сужают проезжую часть, ставят новые фонари… Все убеждены, да и в Москве, что это — «распил». Нужна федеральная программа реновации индустриального домостроения и ветхого жилья непригодного для жизни, никак не связанная со сносом исторических объектов. В противном случае наши граждане в других городах будут говорить, что «москвичи зажрались».

«СП»: — А вы не боитесь, что «далеко от Москвы» при этом возникнут такие проблемы, как снос исторических зданий, что местная власть скажет, «у нас есть несколько деревянных зданий, но нет средств, чтобы сохранять исторические здания».

— Вот тут разница с Москвой. Потому что у московского жилищно-коммунального хозяйства деньги есть, в том числе федеральные. И это мы видим на примере федеральной программы «Моя Улица», на примере той самой плитки и укладки проводов под землю. В Шуе, например, действительно нет денег. Но проблем будет гораздо больше, причем, да и во всей стране. Она уже возникла в Москве и возникнет в той же Шуе: это — миниатюрная гражданская война внутри одного дома. Когда жильцы-соседи, голосующие «за» или «против» переселения и сноса, начинают сражаться между собой. Градус напряженности во внутридомовом конфликте мало не покажется. Люди будут отстаивать последнее, что у них есть — хоть какое, но свое жилье.

«СП»: — Как вы прокомментируете позицию вице-мэра Анастасии Раковой, которая, как известно, противится улучшению жилищных условий социально незащищенных москвичей, игнорируя опыт реконструкции хрущевок, а уж исторические достопримечательности столицы ей, видимо, вообще ни к чему.

— Если такое сказано, я не удивлюсь. Если это принципиальная позиция мэрии, если они ждут износа зданий, чтобы их снести, это многое объясняет.

«СП»: — 15 июня состоится «прямая линия» с Владимиром Путиным. Какой вопрос в связи со сносом исторических зданий вы бы задали президенту?

— О статусе исторического поселения для Москвы. О сохранения советского наследия при реновации, при застройке, адреса, которые я сейчас перечислил. Подобные вопросы есть по любому историческому городу. В самом общем виде — защита исторической среды. У нас нет такого законодательства. Нам необходимо отдельное законодательство об исторической среде. Здесь необходимы глобальные законодательные инициативы. Но поскольку программа реновации сейчас применяется только к Москве, она бы вызвала мой второй вопрос. Я бы четко предложил законодательно, в третьем чтении, ограничить эту программу индустриальным домостроением. И тогда авторская архитектура более раннего периода выпадет за скобки автоматически. Это будет означать, что она не подлежит сносу автоматически, и нельзя принуждать людей голосовать за снос, то есть за то, что перестанет им принадлежать с момента расселения.