Мой друг, правозащитница Оксана Челышева, пишет о грустных новостях.
Вот цитата из её заметки, которая начинается стихами.
«Это я — тот, кем ты мог бы стать.
Ты научился трусить, я не хотел молчать.
Ты лгал, я не смел. У меня в сарае лежали дрова,
А ты не пришёл и не наколол.
Ты мной не стал, и я обратно ушел».
Перед нами — стихи Улдиса Берзиньша, великого латвийского поэта и переводчика. Улдис перевел на латышский Екклезиаст, Псалтирь и Коран.
Сегодня я провела с семьей Улдиса.
Почему? Потому что у Улдиса есть сын Ансис. А мне нравится музыка и песни Ансиса. Только мы с Ансисом не встретились сегодня. Ансис в тюрьме. И в феврале ему перебили коленные чашечки. Не в Латвии. В тюрьме маленького чешского города Литомержице. А почему поэт, музыкант и ученый сидит в чешской тюрьме? Потому что Латвия выдала ордер на арест Ансиса Берзиньша.
Зачем Латвии нужен Ансис? Формально, потому что он играл на гармони во время событий 13 января 2009 года, когда в центре Риги случился очередной бунт. Но это формальный повод. Судья отметил, что из 68 подсудимых по делу 13 января был один, кто не каялся. Ансис Берзиньш. А почему ему перебили ноги в чешском Литомержице? Потому что он написал заявление с требованием отстранить директора тюрьмы, так как в соседней камере был голодный бунт и зеки подожгли матрас.
А потом их били, а Ансис всё слышал. И он написал жалобу. А потом били его и ломали ноги. И свидетели есть, и медицинские бумаги. Только вот Ансис Берзиньш все еще в Чехии, правда, в другой тюрьме. И его не лечат, потому что у него «нет медицинской страховки», хотя он был зверски избит надзирателями, для которых Ансис — «русский», который их задолбал. А еще они не знают, что есть Латвия, и они обзывают его «литовским совком», потому что Ансис требует справедливости.
Отец Ансиса, старый антисоветчик и великий поэт Улдис Берзиньш, поит меня чаем и говорит: «Мой сын не сдается…». В его глазах боль и гордость за своего сына".
Читая, я вспомнил о другом.
Как только что Лия Ахеджакова вдруг начала обзывать нынешнюю киевскую власть за то, что её подруге Алисе Фрейндлих запретили въезд на Украину. Но как она стала их обзывать, это важно! Она стала говорить: «Мы все совки — и русские, и украинцы». И это всё, вообразите, объясняет!
То есть, она валит всё случившееся на Украине — на несчастный, тридцать лет как ушедший под воду Советский Союз.
На Украине давно уже воюют и ходят маршами люди, которые в глаза этого Союза не видели! Там давно уже Петлюра, Европа, Обама и Шухевич! А ей всё равно.
Впервые этот довод я услышал от писателя Мити Глуховского, в конце 2014 года, в Берлине, где мы вместе выступали по поводу Украины. Он был за Майдан, я против. Он бы за свободу.
Я сказал: «Какая, к чёрту, свобода — после Одессы? После сожжения людей?». А он говорит: «Ну да, мы все совки, что мы хотим от Украины, у них не всё получается».
Я ошалел.
Это просто какое-то антиинтеллектуальное скотство, право слово.
Когда все эти люди говорят якобы про себя «мы совки» — они на самом деле себя «совками» не считают; более того, они снимают вину и с бритоголовой малолетней мрази, убивающей инакомыслящих, да и с огромного количества поколения сорокалетних «яценюков» тоже.
Они тупо переводят стрелки на нас: в конечном итоге, на всех жителей России. Мантра про «совков» — просто другая редакция фразы «До чего зверская Россия довела свободную Украину!».
И в этой редакции — «совки» — даже те милые чудаки, которые в России так сладострастно ругаются словом «советский» — вроде Мити, двух Егорок или Костюшки. Есть у нас такие сочинители.
«Совки» — как это и видно по тексту Челышевой — вообще любые русские, даже антисоветские русские. Их надо убить, им надо ломать ноги, их не должно быть.
Всякий произносящий слово «совок» и валящий всё на «совков» — так или иначе соучастник всего этого зверства, он (она, оно) придаёт всему этому легитимность — и Лия, и Митя Глуховский, и ласково примкнувшие к ним отдельные «правые русские патриоты», и киборги «АТО», и чешские тюремные садисты.
Сегодня ты пытаешься словом «совок» унизить русского человека. Завтра тебе этим совком могут разбить голову и сломать ноги. Если попадёшься на пути.
Впрочем, обратите внимание, что пока «совков» жгли в Одессе, сотнями бросали в харьковскую тюрьму, бомбили и убивали на Донбассе — голос Лии было не расслышать.
Зато когда, о, Боги, не пустили, о, кошмар, на территорию Украины её подругу — сразу небеса разверзлись и на неё озарение нашло.
Сколь же велика сила их корпоративной среды, подумайте только.
Втайне верю, что многие представители прогрессивной общественности догадываются о том, что быть сожжённым в Одессе, посаженным без суда и следствия в Харькове и убитым в Донецке — всё-таки тяжело, всё-таки неприятно. Но когда они пытаются сопоставить эту тяжесть с тем, как посмотрят на них коллеги по театру, коллеги по европейским вояжам, прочий либеральный партком, обком и домком — то сразу ясно осознают, что им будет куда тяжелее. Их ведь, в конце концов, могут не пустить с гастролями в Киев! Это мёртвым всё равно, или тем, кто в тюрьму посажен — а им, артистам, сочинителям и певцам — нет, у них — искусство, они его несут на себе как самый страшный крест, и бросить не могут.
И солидарность их — это какая-то особенная солидарность, из параллельных сфер гуманизма, для нас непостижимых. Когда Алису Фрейндлих жалко, а несколько сотен убитых детей в Донецке — нет. Когда за Надежду Савченко — болеешь, а за сожжённых в Одессе — нет, и само это сожжение, как Ксения Анатольевна Собчак, кандидат в президенты РФ, считаешь провокацией — которую устроили сгоревшие.
Проявит ли российская культура солидарность с Ансисом, изуродованном в чешской тюрьме? Всё-таки ему с перебитыми коленями чуть больнее, чем прекрасной Алисе Фрейндлих? Всё-таки он переживал за русских, в отличие от Надежды Савченко?
Хотя, что я такое спрашиваю, наивный человек. Он же совок, совок. Совкам не больно.